жизнь, к которой она привыкла.
– Что скажешь? – спросила Лина.
– Что скажу? – Викки обняла подругу, которая теперь точно стала для неё родной сестрой. – Да! И ещё сотню раз да! Ждите меня завтра. Я приду рано утром.
И она поспешила на парковку, записав адрес, по которому остановились Бардины. Впрочем, Викки могла не записывать – название улицы и номер дома отпечатались в памяти, словно их огнём выжгли.
Викки вернулась в дом на колёсах, когда курортный город зажёг разноцветные огни. Близнецы бросились ей навстречу и повисли на руках. Бабушка приветственно кивнула. Папа даже не повернул головы в её сторону.
– Ну как ты, родная? – мама с тревогой заглянула Викки в лицо, но, увидев широкую улыбку, успокоилась. – Вижу, хорошо погуляла.
– Более чем, – согласилась Викки.
Мама с облегчением выдохнула и, притянув её к себе, шепнула на ухо:
– Знаю, доченька, тебе нелегко. Но всё наладится! Будут у тебя и серьги, и отдельная комната. Прости, что разочаровала…
– Ладно, проехали, – Викки выскользнула из маминых объятий.
Совесть кольнула её в сердце. Мгновение она колебалась, стоит ли уходить от родных. Но уже в следующую секунду от сомнений не осталось следа. «Сами виноваты, – подумала Викки. – Плохо обо мне заботились!»
Ещё по дороге на парковку она решила не говорить семье о переезде к Бардиным. Викки объяснит всё в записке, которую положит на подушку утром. Осталось только собрать вещи. Это было легче лёгкого: бо́льшую часть платьев пришлось бросить на Зелёном мысе, иначе весь багаж Виражей состоял бы из Виккиного гардероба.
Пока все сидели на улице, Викки набила рюкзак вещами и вместе с ним нырнула под одеяло. Ей нужно было выспаться, чтобы утром сбежать, пока родные не встали. Разговоры ни к чему.
Викки открыла глаза и почувствовала, как тёплая волна счастья заполняет её от кончиков волос до кончиков пальцев на ногах. Кстати, вчера эти пальчики обработала педикюрша в салоне, куда Викки ходила с Линой и её мамой. Викки задрала к потолку ноги – ровные ноготки и блёстки на мизинцах. О чём ещё мечтать!
Викки огляделась по сторонам и улыбнулась. Наконец-то она там, где должна быть. «Домик», о котором говорила Лина, оказался громадным коттеджем, где для Викки нашлась отдельная комната – большая и светлая, с широкой кроватью. На ней вполне могли уместиться ещё и Ломик с Малинкой! И даже втроём не было бы тесно. За лёгкими занавесками – окно от пола до потолка. А в окне – чудесный вид на внутренний дворик с цветущей магнолией[2] посередине. Да, о такой жизни Викки мечтала! Такую жизнь заслужила за все свои мучения в домике на колёсах.
Теперь она могла нежиться в ванне, растягиваться на кровати в какую хочешь сторону… Никто не храпел над ухом, не причмокивал, не сучил ногами. А какую мягкую простыню постелила горничная! И, главное, без единой песчинки!
Викки была бы абсолютно счастлива, если бы
Магно́лия – кустарник с крупными и яркими ароматными цветками – белыми, кремовыми или пурпурными. Считается декоративным деревцем и часто высаживается для украшения приморских городов.
