сам-то куда смотришь? Почему позволяешь им общаться? Сонька плохо влияет на Наташку!
– И что же мне их, разводить? – огрызнулся он.
Что это значит, по какому праву Гладкова, не имеющая младших братьев-сестер, читает ему нотации? Сама бы попробовала воспитывать младшую сестру!
– Вот еще! Я что, диктатор какой? Что мне, свободной личности диктовать – с той дружи, с той нет?
Так, вроде бы все было сказано, поэтому замолчали.
Оля, помолчав и подувшись, пошла на попятный и призналась, что никто не спорит, непростое это дело: присматривать за мелкими, которые воображают себя взрослыми. К тому же девчонки, получив выволочку, могут надуться, а потом задать каверзный вопрос: а где это, собственно говоря, написано, чтобы после школы тотчас домой идти? Гулять полезно для здоровья!
Уже не бомбят, на улицах не грабят, в фашистов-шпионов-диверсантов за углами не поверят – ну как тут внятно объяснишь этим воображалам, что взрослые волнуются даже в мирное время, даже когда вы опаздываете хотя бы на полчаса?
– Характер у них, – напомнила зачем-то Оля.
– Да уж, – дополнил и развил мысль Колька, – мы-то в их возрасте такими не были.
Она не сдержалась, прыснула и тотчас вновь посерьезнела:
– Тетку Наталью жаль. Как бы опять не свихнулась.
Введенская-старшая, потеряв двух детей, трясется над Сонькой студнем, а та из нее веревки вьет, не слушается.
– Ну а что предлагаешь? Посадить за решетку? На цепь? В кандалы заковать? – Колька все предлагал и предлагал вполне рабочие варианты.
А Оля, молча вздыхая, соображала: вот тебе педагогическая задачка, будущая учительница. Что предпринять, чтобы и без насилия, и без изоляции от общества себе подобных сделать так, чтобы Соня-негодница не пропадала после школы допоздна, и ни Наташку, и никого бы другого за собой не тащила.
Ведь это хорошо еще так получилось, что Антонина Михайловна ничего не узнает, стало быть, и лишний раз нервничать не будет. Беда, если она начнет нервничать, ведь одно дело, когда дергается художник-надомница Введенская, и совершенно другое, если вдруг будет нервничать старшая медсестра Пожарская. Трясущимися руками уколы делать, повязки накладывать, распределять лекарства – тут не до шуток!
Колька, судя по нахмуренным бровям и надутым щекам, думал о том же, а еще о том, что права Ольга, по-хорошему надо бы навсегда отцепить Наташку от Соньки. Последнее ведь невозможно: не старые времена, чтобы взрослые приказывали детям, с кем дружить.
Сонька – обаятельная, умница, развитая не по годам. И мать Наталья, и тетка Катерина с ней подолгу и с удовольствием занимаются, а поскольку обе особы исключительно образованные, то и подопечная прямо вундеркинд. Ей в первом классе скучно. Наташка – девчонка восприимчивая, внимательная, но ведомая, прирожденный номер два, слушает Соньку, открыв рот.
Вдруг Оля вспыхнула, как железнодорожный фонарь. Ее осенила потрясающая, идеальная мысль.
– Эврика, Коля! Эврика, что по-древнегречески значит «нашел».
– Что именно?
Темные глазищи
