свою судьбу, дитя, проклятое квисинами.
Девочка робко взяла кисть из рук ночного гостя. Её тонкие пальцы осторожно провели по нефритовой ручке, коснулись наконечника. Казалось, нефрит стал ярче, и по тоненьким дорожкам потекло золото. Девочка испуганно отняла пальчик и вновь посмотрела на гостя.
– Не благодари. – Он хлопнул девочку по плечу и зашагал прочь, оставив её среди догорающих домов.
– Постойте! – крикнула ему вслед девочка. – Что мне делать с этой кистью?
Ночной гость остановился и посмотрел через плечо.
– Естественно, рисовать, – спокойно ответил он.
– И что же мне рисовать?
Ночной гость хитро улыбнулся, вернулся, наклонился и прошептал ей на ухо:
– Судьбы других людей, дитя.
Она испуганно отпрянула и часто заморгала. Ночной гость выпрямился, вновь развернулся и, шагая по крови и пеплу, ушёл прочь, скрываясь во тьме. Девочка осталась одна. Среди душного, сгоревшего в огне воздуха, с холодной нефритовой кистью в руках. Треск древесины почти стих, но запах гари и крови до сих пор бил в нос. Где-то вдали стрекотали цикады.
Девочка подняла голову и хотела заплакать, но слёзы словно испарились. Ни единой слезинки. Ничего. Лишь глухая пустота в сердце и холодная нефритовая кисть в руках.
Глава 1
Две красные нити судьбы
В городе Квансан, в провинции Кён, наступила ночь. Уставшие за день фермеры возвращались домой, где их ждала семья. Жёны же, в свою очередь, покорно ждали мужей, приготовив вкусный рис и закуски. С заходом солнца город затихал. Оставалось лишь одно место, где ночь означала начало действия и представлений: маленький квартал красных фонарей, стоящий на самой окраине города. Он светился в темноте и разбавлял серость городка Квансан своими яркими красками и тёплым светом, исходящим от висевших на доме кисэн[2] фонариков. С наступлением ночи квартал гудел и оживал. Он наполнялся запахами уличной еды и выпивки. Звуками каягыма[3] и флейты, доносившимися из домов кисэн. Ночь разливалась по кварталу и заполняла всё вокруг.
Лиён, сидевшая в своей комнате и смотрящая в окно на жизнь квартала, вновь выслушивала недовольства наставницы Ким, которая на протяжении уже двенадцати лет повторяла одно и то же:
– Лиён, сколько раз говорить: если ты на особенном счету у нашего хозяина, это не значит, что ты можешь воротить нос от основной работы. Среди других девушек ходят сплетни. – Наставница Ким недовольно поправила яркую, расшитую цветами юбку и строго посмотрела на Лиён.
– Я не собираюсь выплясывать перед этими вонючими похотливыми мужиками! – фыркнула Лиён. Она демонстративно подпёрла рукой подбородок, продолжая всматриваться в прохожих, смеющихся на улице.
Подол её алой словно кровь юбки чхима[4] укрывал деревянный пол. Необычное чогори[5] выделялось даже на фоне яркой юбки. Широкие рукава закрывали руки девушки. На алом шёлке красовались вышитые
Кисэн – корейский аналог гейши.
Каягы́м – корейский многострунный щипковый музыкальный инструмент. Один из самых распространённых в Корее струнных инструментов.
Чхима – общий термин, обозначающий юбку, которую носят вместе с чогори или короткой курткой.
Чогори – блузка или жакет, основной элемент ханбока, корейского национального наряда, как мужской, так и женской его разновидности. Чогори закрывает руки и верхнюю часть тела.
