замуж. Не странно?
– Нет. Девушки меняются, когда влюбляются. Скрытничают, а потом бац! И ты видел, что сегодня случилось.
– Не Элора, – упрямился Корбин. – И я выясню, что это за внезапные изменения. Пиво будешь? Угощаю.
Зак не возражал против чего и покрепче, но и пиво сгодится. Корбин завёл автомобиль и покатил в любимый бар. Они прогудели всю ночь и вернулись только под утро.
~~~
– Как давно они ушли?
– Около полудня. Я не следил за временем.
– Они ушли по отдельности или вместе?
– Вместе.
– Она не оставила мне сообщения?
Эрик задрал голову, чтобы видеть Забдиеля. Тот стоял в проходе, а Эрик сидел на диване спиной к нему.
– Это допрос?
– Тебе трудно ответить?
– Ничего она не оставляла, – буркнул Эрик, сморщив нос – детская привычка, когда что-то не нравится, он морщит нос. Затем с минуту поколебавшись, признался: – Она заплатила.
– Что?!
– Что слышал! – Пальцы нервно забарабанили по спинке дивана. – Ушла, оставив чек.
– И ты взял?
– Эй, а в чём дело? Взял! Да, я взял! Они спали здесь две ночи подряд, создавая нам дискомфорт. Не обеднеет.
Забдиель взъерошил свою негустую шевелюру, затем обошёл диван, взял брата за грудки так, что тот повис над своим местом.
– Ты сейчас же вернёшь ей эти деньги.
– Нет.
– Вернёшь.
– Не верну.
– Где чек?
Молчание.
– Где этот чёртов чек? – медленно, по слогам повторил Забдиель, теряя терпение. Только Эрику удавалось пробить крепкую броню его спокойствия.
– Если так сильно хочется вернуть ей чек, сделай это сам.
Забдиель швырнул Эрика на диван, при этом обтерев об себя руки, будто тот был омерзительным и грязным. Затем, схватив телефон, заперся в своей комнате. Но чек – лишь причина, чтобы позвонить ей.
~~~
Мы держались за руки, пока поднимались по лестнице, потому что мама украдкой наблюдала за нами. Она любезно предложила Читтапону остаться в нашем доме на ночь, и он не менее любезно согласился. Нола, конечно же, была в своём репертуаре. Она разместила его в спальне, которая находилась в другом крыле дома – противоположном коридору, что вёл в мою комнату. И тут кореец не спорил. Не знаю, поверила ли мама в весь этот фарс со свадьбой или заподозрила неладное – своих мыслей она ничем не выдала. От радости она не светилась, но и допрашивать нас не стала. Она наградила меня одной единственной фразой, когда мы на минуту остались одни: «Надеюсь, ты не пожалеешь». Она-то считала, что мы действительно любим друг друга. Как я признаюсь, что пожалею, что уже жалею и буду жалеть всю свою жизнь? «Нет у меня выбора, мам», – был мысленный ответ.
Было что-то около одиннадцати, когда я сказала, что у нас с Читтапоном был трудный день, а последующие будут не легче, и лучше нам
