к диванной спинке,И из салфеток вырезала
Восьмиконечные снежинки.
Подрагивал огонь огарка,
И было не до разговора.
Лишь ножнички сверкали ярко
Из маникюрного набора.
Так длилось с полчаса примерно.
Она вставать не торопилась.
Я никогда не знал наверно,
Что на уме её творилось.
Чему-то молча улыбалась
И, как рождественская сказка,
Прекрасней ангела казалась
Согревшаяся кареглазка.
Рок, над которым был не властен,
Я пробовал умилосердить
И бесконечно верил в счастье,
Как верит праведник в бессмертье.
О Боже, как я был беспечен,
Мне было ничего не надо,
Кроме сошедшего под вечер
Рождественского снегопада.
Снежинки кружевом бумажным
Стелились по полу лениво,
Как в фильме короткометражном
Из довоенного архива.
Понять, что происходит с нею,
Я всё пытался сквозь потёмки.
Но становилось лишь мутнее
Изображение на плёнке.
И я сознался, что навряд ли
Смогу остановить мгновенье.
Едва мелькнув в последнем кадре,
Она исчезла в затемненье.
«Тень не напускаю на плетень я…»
Тень не напускаю на плетень я:
Дни постылы, сны давно пусты —
Безнадёжный пленник вдохновенья
И заложник женской красоты.
Сотни раз встречал её во сне я,
Тысячу ночей провёл без сна;
Точно чувствовал, что встреча с нею
Вечностью предопределена.
Лето начинало с подмалёвка,
Нанося неброские штрихи.
Как река, Большая Пироговка
Не спеша втекала в Лужники.
Образ той, что снилась мне ночами,
Я переносил на чистый лист
И, когда мы встретились случайно,
Различил её из тысяч лиц.
Только был – предупрежденьем свыше —
Странный сон, как окрик: берегись!
Будто с нею мы стоим на крыше
И она соскальзывает вниз.
Знал бы я, чем сон мой обернётся,
Бросил ли я вызов небесам?
Кто умён – всегда остережётся;
Только я был молод и упрям.
Верил: что бы ни случилось с нею,
Все напасти я перелистну.
И любил её стократ сильнее,
Вопреки приснившемуся сну.
Но судьбу не провести с наскока,
Обух плетью не перешибёшь…
Осень надвигается до срока,
К вечеру пойдёт, возможно, дождь.
Я один. Один за всё в ответе,
Сплю я или грежу наяву.
По Хамовникам гуляет ветер,
Разгоняя стылую листву.
Усадьба
Солнце июльское нынче особенно злое.
Нас не смутить. Мы отправимся в путь поутру.
Тула, Москва и Орёл изнывают от зноя;
А в Лутовинове – рай, несмотря на жару.
Тает
