style="font-size:15px;"> Кошка абсолютно искренна: человеческие существа по тем или иным причинам могут скрывать свои чувства, но кошка – никогда.
Когда я возвращаюсь домой, моя кошка по имени Пискетт встречает меня у двери. Затем мы обе отправляемся на кухню, где Пискетт исполняет свой неизменный счастливый танец вокруг миски.
Так было и сегодня. Я позволила себе расслабиться и забыть все тревоги дня, играя с кошкой. В конце концов, Пискетт утомилась и свернулась клубочком на диване.
– Хорошо, – сказала я себе. – Теперь можно спокойно репетировать.
По правде говоря, с моими вокальными данными меня вряд ли приняли бы в Джульярдскую школу[1]. Но и двух лет обучения на факультете музыки в местном колледже оказалось достаточно, чтобы я осмелилась присоединиться к церковному хору.
– Единственное время, когда ты можешь позволить себе не тренироваться, – сказала моя преподаватель по вокалу, – это дни, когда ты не дышишь.
По ее меркам, я не дышала больше четырех лет.
– Я еще не совсем готова, не так ли? – спросила я Брайана, руководителя хора, на первой репетиции.
– Ты справишься.
Он задумчиво улыбнулся и поставил меня в секцию сопрано, но поближе к альтам. Возможно, мой тембр находился где‐то посередине.
За шесть недель до Рождества Брайан раздал партитуры к одному из произведений Джона Раттера.
Спустя еще некоторое время он подарил нам кассеты с записью оркестра, чтобы мы могли репетировать самостоятельно.
И вот я дома. Пискетт мирно дремлет на диване за моей спиной.
Я вставляю кассету в магнитофон и усаживаюсь, скрестив ноги, на полу посреди гостиной. Разумеется, я понимаю, что нарушаю таким образом одно из важнейших правил пения. Партитура лежит передо мной, я двигаю по ней указательным пальцем. Когда приходит время партии сопрано, я делаю глубокий вдох и вытягиваюсь. По крайней мере, другое правило, которому меня научил мой преподаватель по вокалу, я помню: высоко подниматься и затем опускаться с каждой нотой.
Свои лучшим сопрано я пропела на латыни:
– Gloria in excelsis, Deo.
Пискетт тут же проснулась и бросилась на меня с мяуканьем.
– Не сейчас, Пискетт. Мне нужно репетировать.
Я погладила ее и продолжила петь.
Она перелезла через мои ноги и, наступив передней лапой мне на грудь, другой закрыла мой рот. Ее уши прижались, глаза превратились в янтарные щелочки. Она нахмурилась, сморщилась и стала похожа на грустного арлекина. Я и не знала, что кошки умеют хмуриться.
– Пискетт, ты пытаешься мне что‐то сказать?
Я перемотала пленку. На этот раз, как только я попыталась взять высокую ноту, Пискетт укусила меня за локоть. Это был скорее предупредительный укус, чем травмирующий. После чего закрыла мне рот теперь уже обеими лапами.
Я остановила пленку и потянулась, похлопывая по полу рядом с собой. Пискетт успокоилась.
Я представила себе газетный
Джульярдская школа (Juilliard School) – одно из крупнейших американских высших учебных заведений в области искусства и музыки.
