ручку пожалуй – всю правду скажу.
– Робок он у нас, – засмеялся Цилерих.
– Молодой барин, пригоженький, чего бояться меня, не съем, угости – погадаю, – не унималась цыганка. – Сесть рядом позволишь?
– Пожалуйста, пожалуйста, – заторопился Миша, сконфуженно отодвигаясь к барону, который с брезгливой гримасой смотрел на приставанье, очень радовавшее старика.
– Не утесню тебя, не утесню, – улыбалась Степанида и, сев совсем рядом, обняла Мишу, прижала одной рукой его голову к своей, другой взяла Мишину руку и, раскачиваясь, начала обычные предсказательные приговоры:
– Счастливый будешь, сахарный мой, меня любить будешь, а уж я-то тебя буду на пуху носить.
– Комедианты, – услышал Миша баронов голос. Жарко ему было и стыдно; чувствовал, что смешно было бы отбиваться от пригожей цыганки.
– Ай-да Степанида, – слышалось в зале, и множество народа с кружками и трубками собралось около их стола; пересмеиваясь, слушали гаданье, на которое скупа считалась Степанида.
– А еще скажу тебе, голубь мой, последнее слово, – кончила она и надавила вдруг мизинцем кончик носа Мише. – Не двоится; знаешь, что значит? – шепотом, нагнувшись, сказала на ухо. – Любови не знаешь еще, а сильно думаешь и ночью, и днем.
Сделав вид, будто еще что-то шепчет, губами дотронулась пониже уха.
– Оставьте меня, – странную новую решимость чувствуя, поднялся Миша.
– Принц, – воскликнул барон встревоженным голосом. – Смотрите, смотрите. – Миша повернулся и в небольшом овальном зеркале увидел в короне и далматике, как рисуют Императора Павла, с пылающим строгим лицом юношу, почти мальчика. В первую минуту он не узнал чудесно изменившихся черт своего лица. Узнав же, почти потерял сознание и, отвернувшись от зеркала, пошатнулся на руки подоспевших барона и Цилериха.
Глава пятая,
в которой описано коронование Миши Трубникова и все, что этому предшествовало
Очнулся Миша в сугробе. Он лежал, побледневший, с закрытыми глазами, как убитый, на меху шубы, совсем маленьким мальчиком. Барон растирал ему виски снегом. В переулке было тихо и звездно. Шум и духота ресторации казались приснившимися.
– Ну вот, ну вот, и все прошло, – проговорил барон ласково и просто. Цилериха же не было.
Миша встал. Слабость и пустоту чувствовал он, будто после угара. Очень хотелось спать и есть.
Барон взял его под руку. Медленно они шли по переулку с темными окнами и едва протоптанной тропинкой между сугробов.
– Не привык я, – сказал Миша, как бы извиняясь. – Простите, что утрудил вас. Куда же мы пойдем?
– Не беспокойтесь, пожалуйста, я думаю, вам хорошо бы передохнуть и погреться. Трактиры все уж закрыты. Вот разве согласитесь зайти к другу моему. Его дом сейчас за углом. Там не спят всю ночь, а мешать нам не будут. Можно расположиться, как дома.
– Хорошо, – согласился Миша, испытывая сладкую безвольность.
В
