срока.
Делят дважды, скупая в ломбард
Оскоплённый безбожьем бинокль.
Смотрит прямо король без державы,
Чёрствой ласки бутыль распивая.
Безупречно разнузданы строем
Двое зябликов ровно хромают.
Всё сильнее вонзается штопор,
Вмятый злобой в застрявшую пропасть.
Оставляет следы на губах
Едкий мёд, а на сердце – жестокость.
Отказавшись от трезвого горя,
Сквозь зелёное дно наблюдаю:
Рушит планы слепая порука,
Мертвецу приговор возвращает.
Мутный вечер оставил преграду,
Закрутил плотно краны печали.
Безнадёжно лежит, отвернувшись,
Иссякающий воин скрижалей.
Уклонился сюжет от канона,
Суматошно бездействуют лица.
Дырявый холст, загрунтованный клеем,
Не выносит немые глазницы.
Неповинно отправленный в карцер
В отверженьи лишается сорта.
Был портрет, а теперь – экспонат
В галерее живых натюрмортов.
Мимо резкости фокус настроен,
Очертанья размыл редактурой.
Упразднённой мозайки набор
Конструирует псевдо-фигуры.
Нет движения в толще событий.
Прислонённый к стене разрывает
мощь каната, оставив две нити.
Сладкий рис на столе остывает.
Зеркалами не будет разбужен
Убаюканный светом лампады.
В обесмысленном крове царит
Дух без плоти и плоть без пощады.
И выносят на волю плечами,
Несмиренно считая ступени,
Табуретки уперлись ногами
В хладнокровный асфальт воскресенья.
Надвисает толпа, завывая,
Вторит собственным бедам в запое —
Утонули во множестве криков,
Смотрят прямо лишь зябликов двое.
Тлеют факелы без кислорода,
Разжигая тревожности бремя,
Безутешные вольные птицы
Продолжают полеты в системе.
Монотонно вступает оркестр,
Тишину заглушив предсказаньем.
Облечённый в мелодию стук
Погибает в нагрудном кармане.
В тесном галстуке пришлого сна
Поминальным объят хороводом.
Горсти скорбью комковой дрожат,
Дирижёру не сладить с разбродом.
Я несу погребальные мысли,
Дым отчаяния лег поволокой,
Справедливости нет в коромысле,
Узко движусь в пространстве широком.
С головою укрытое детство
Еле дремлет,
