Мне противно находиться в таком обществе зазнавшихся типов без моральных устоев и уважения к другим, в особенности к женскому полу.
Я плачу не потому, что этот идиот задел меня своими грязными словами, я плачу потому, что мне надоела такая жизнь. Еще одно подобное светское мероприятие, на котором мне приходится общаться с детьми друзей моих родителей, и я выйду из себя.
Сегодня я смогла сдержать эмоции в толпе и выплеснуть в своей комнате наедине с собой. Но чувствую, что я уже теряю свою способность подавлять вспыльчивость и агрессию. Это уже невыносимо скрывать, когда все вокруг только и делают, что взрывают внутри меня эти петарды.
Дверь моей комнаты снова отварилась и тут же закрылась. Я посмотрела на вошедшего и быстро вытерла мокрые щеки. Конечно, у меня не получилось скрыть свое состояние и уж тем более то, что я плакала. Макияж, который еще утром старательно делала мне визажист, благополучно стек по моим щекам вместе со слезами. Даже мои ладони в черных разводах, страшно подумать, что сейчас красуется на моем лице.
Джексон сел рядом со мной и обнял меня за плечи, а другой рукой заботливо вытирал щеку.
– Сестренка, тебя кто-то обидел? Скажи мне, кто он, и я разорву его в клочья.
Я энергично помотала головой. Не хватало еще разбирательств на этом сборище. Я старалась быть дружелюбной, улыбалась этим отвратительным созданиям, подавляя в себе отвращение, но они перешли черту и теперь я здесь со слезами на глазах, которые видит мой брат. Он никогда не любил, если я плакала и всячески пытался понять причину моих переживаний.
– Все в порядке, я просто устала, – пробормотала я, опустив голову.
Его хватка на моем плече усилилась.
– Я тебе не верю.
Эта фраза срабатывала на ком угодно, даже на моих родителях, но только не на Джексоне.
– Кто-то из них тебя домогался?
– Нет.
– Скажи мне кто и я поговорю с ним. Это тот, с кем ты общалась весь вечер и улыбалась ему своей ослепительной доброй улыбкой?
Я зажмурилась. Мне самой противно от своей чрезмерной вежливости, так на это еще давит Джексон и подчеркивает мое поведение таким тоном, словно я совершила преступление.
– Ничего не надо делать, – грубо заявила я, сжав белое шелковое платье в кулаках.
Джексон так неожиданно вскочил с места, что я вздрогнула и судорожно выдохнула. Периферическим зрением видела, как он ходил по комнате и периодически раздраженно почёсывал затылок. Джексон всегда был тем, кого особо волнует любое мое озабоченное или подавленное состояние. Я это ценю, но порой он отдает слишком много внимания моей персоне. Коротко говоря, Джексон настолько переживает за меня, что будь его воля, он бы посадил меня в запертую комнату и оберегал от каждого психологического и физического воздействия со стороны. Это одновременно пугает и ценится моим сердцем. Второе перевешивает, поскольку я уверена, что мой брат не одержимый маньяк-садист
