style="font-size:15px;"> – Что же обещать, – удивился я, – если я даже не понимаю, о чем речь?
– Ты только пообещай! Пообещай! – трагически шептал Сэшеа.
– А что именно может случиться?
– Да говорю: все что угодно!.. Может быть, меня… придут убивать…
– Так уж и убивать? – недоверчиво хмыкнул я. – За что же?
– За национальный вопрос, – выдохнул мой друг. – За что?!
– Потише нельзя, товарищи? – недовольно крикнул комсорг.
– А что решаем? – крикнул я в ответ.
– Сегодня, когда взгляды всех советских людей прикованы к Кремлевскому Дворцу съездов, – забубнил комсорг, – где начал свою работу очередной исторический…
– Ты меня слушаешь? – снова дернул меня Сэшеа.
– Конечно… Ты начал рассказывать, как влип…
– Так вот. Когда мы только начали работать, черт меня дернул пройтись по поводу сионистского лобби, – зашептал он, – и по поводу того, что ОНИ повсеместно захватывают власть.
– А с чего ты взял про лобби?
– Это же всем известно.
– Мне неизвестно.
– Так это тебе! – проворчал Сэшеа. – Это не значит – всем!
Я пристально посмотрел на друга: он говорил совершенно серьезно. Вот так люди сходят с ума. Шиза косит наши ряды, как говорится.
– Обо всем этом ты должен рассказать доктору, – сказал я.
– Очень остроумно!.. А ты хотя бы что-нибудь о масонах знаешь?
– А ты?
– Если бы я знал, то уже не сидел бы здесь с тобой… Но это неважно. Давай рассуждать логически. Как, по-твоему, мы с тобой ребята неглупые, талантливые?
– Без сомнения.
– Может быть, мы даже гении!
– Всё может быть.
– Ну?..
– Что ну?
– Кто, по-твоему, засунул нас с тобой в эту жопу?
– Они? – спросил я.
– Они, – кивнул он. – «Пятая колонна».
– Понятно… Поэтому жизнь для тебя потеряла смысл.
– Дошло наконец? – усмехнулся Сэшеа. – Ограниченность, в которой мы с тобой бьемся, отнюдь не случайное стечение обстоятельств.
– Все-таки, при чем здесь ты?
– Очень просто. Кто-то донес на меня Фюреру, что я назвал его жидом. Он мне этого не простит. ОНИ мне этого не простят. Хотя, я тебе честно скажу, насчет жида я без умысла сболтнул, я против них ничего не имею. Я вообще всегда был интернационалистом! У меня даже друг детства был еврей! Очень хороший человек. Я ведь и в школе, и в институте… – сбивчиво, словно оправдываясь, забормотал Сэшеа. – Ты меня знаешь…
– Погоди, – остановил я его, – так, по-твоему, Фюрер – еврей?!
– Яснее ясного. Махровый. Достаточно только на него посмотреть…
– Ерунда! Эдак, по-твоему, и я вдруг окажусь евреем!
