врасплох, я засмущался, застыдился, как дурак, повел себя по-детски глупо. Наотрез отказался ее целовать. Напрасно все хором, и мама больше всех, уговаривали меня. Предлагали для храбрости еще шампанского. Мама просто-таки очень горячо призывала меня не вести себя так «неотесанно», «невоспитанно», «темно», а поучиться быть «настоящим кавалером». К тому же, я задерживал других. Вот, дескать, все же целуются. Ванда татарина-хирурга Нусрата, тот Павлушу, Павлуша свою мать, то есть тетю Эстер, та Макса, Макс меня… Но все уговоры были тщетны. Может быть, еще секунда-другая и в затянувшейся неловкой паузе я действительно выглядел бы полным дураком, но сама Наталья выручила меня. Она наклонилась и попросту сама меня чмокнула. Я ничего и почувствовать не успел. Потом повернулась и поцеловала Аркадия Ильича в массивных очках. Тот поцеловал мою маму, мама старуху Цилю, старуха Никиту – и цепочка наконец замкнулась. Все зааплодировали, выпили и тут же забыли об этом маленьком происшествии. Я тоже сделал вид, что тут же забыл о нем, но про себя еще долго бранил себя.
Вообще-то мне всегда нравилась эта манера: сдержанно и в то же время небрежно целовать всех знакомых и даже мало знакомых женщин. Раскованно-аристократическая ухватка. Я бы действительно мог перенять. С одним я не мог решить: целуя одних, тех, которые были тебе приятны, нужно было бы, стало быть, из элементарной вежливости целовать и всех прочих, неприятных. На это последнее, в конце концов, можно было наплевать: целовать только приятных…
После праздничного ужина взрослые включили музыку, притушили свет и устроили в нашей комнате танцы. На этот раз, видимо, желая реабилитироваться, я совершенно спонтанно пригласил Наталью на первый же танец, опередив шустрого Макса. Не успев испугаться собственной храбрости, я держал руки у Натальи на талии, а она, улыбаясь, положила мне руки на плечи. Еще мгновение назад я не подозревал, чем это мне грозит. Едва я почувствовал близко ее запах, ее тепло, как у меня случилась бешеная эрекция. От неожиданности я буквально обомлел. Выпирало так сильно и неудобно, что казалось, я стою голый на площади. Я как мог старался держать дистанцию. Наталья же, вроде бы, вообще ничего не замечала. Один раз ненароком прижалась бедром. Учтиво-весело допрашивала о том, что я собираюсь поделывать, когда вырасту. Не помню уж, что я отвечал. «Наташенька, он уже одного роста с тобой!» – как в тумане услышал я замечание мамы. На этот раз я был благодарен Максу, когда тот отобрал у меня партнершу, неожиданно появившись сбоку: «Разрешите пригласить вашу даму?» – «Да, пожалуйста», – проговорил я, поспешно отходя прочь.
Самое забавное, что я не питал относительно танцев никаких иллюзий. Я уже размышлял об этом раньше. Как ни маскируй это романтическими эпитетами, рассуждениями о невинности и благородной красоте, сложности хореографического искусства – что такое танцы, как не откровенное, у всех на виду стремление
