и детям дарились вполне безобидные подарки вместо отрезанных голов и ёлочных украшений в виде кишок и органов животных. А что если мама увидела за этими дверьми то, что помутило её рассудок? Марина почувствовала подступающую панику. Она озиралась по сторонам, стремясь уловить хоть какое-то волнение в толпе, но собравшиеся смеялись, шутили и чокались бокалами с вином. И ни одного слова на русском! Марина судорожно выдохнула и постаралась взять себя в руки. Возможно, она зря себя накручивает! Скорее всего, это реально снобская вечеринка с театральным представлением, не более того.
На входе, как и говорила Божена, всех обыскивали охранники с ручным металлодетектором. Для телефонов предназначалась отдельная корзина, на дне которой лежала красная бархатная подушка. За дверьми Марина увидела лишь расставленные полукругом кресла вокруг импровизированной сцены, на которой никого не было. Горели свечи на высоких подставках вдоль стен. Тёмно-вишнёвые шёлковые портьеры, начищенный паркет, выложенный узором «ёлочка» и небольшая пихта, стоящая у противоположной стены в керамическом горшке с землёй. Над ней виднелась изящная лепнина в виде округлой римской арки с двумя колоннами по бокам. Марина села недалеко от пихты и поправила маску, жалея, что не может снять её – кожа под ней покрылась испариной от волнения, несмотря на то, что в помещении стоял холод.
Гостям потребовалось ещё какое-то время, чтобы заполнить зал и рассесться. Затем за последним вошедшим человеком один из охранников закрыл дверь, и электрический свет погас, оставив собравшихся в торжественном полумраке. На импровизированную сцену вышел человек в длинном чёрном плаще с капюшоном, наполовину закрывавшим лицо. Марина разглядела золочёную маску в виде мужского бородатого лица с изображением молнии на лбу и поблёскивающий серп в руке. За мужчиной на сцену прошествовали шестеро в серых шерстяных плащах и серебряных масках. Их выход сопровождался тревожными и торжественными нотами небольшого оркестра, игравшего в затемнённой нише позади сцены.
Зал наполнился ароматом горьких трав, и Марина почувствовала, как заслезились глаза. Оглядевшись, она заметила, что зрители спокойно сидели на своих местах, не подавая никаких признаков беспокойства.
Мужчина в чёрном плаще начал что-то декламировать, и Марине показалось, что он говорит на латыни, потому что его монолог завершился не раз слышанной ею фразой: «Carpe diem6». Стоящие полукругом шестеро кивнули и отошли в сторону, давая обнажённому парню пройти на сцену. Марина ошарашенно смотрела на его тело, покрытое густой чёрной краской и опутанное шерстяной нитью. На его ногах виднелись цепи, отчего его замедленный шаг казался поступью мученика, идущего на казнь. Его глаза были завязаны шёлковой лентой и, когда он оказался на сцене, то шестеро в серых плащах тут же подхватили его под руки.
Тем
«Жить одним днём» (лат.)
