это ей хорошо.
Нет. Пускай едут.
Он снова вскакивает с постели – ладони мокрые, подмышки мокрые. Снова подходит к окну. Смотрит на казаков. Не такие уж они и дядьки, лет по двадцать пять им, на крайняк – тридцать. Курят, смеются.
Ну и что? В конце концов – не слепые же они.
Сами увидят, что Егор увидел. Им, между прочим, нужно будет эти трупы с рельсов растаскивать, чтобы проехать. Точно! Так что ему и не надо ничего говорить. Сами разберутся.
Отлегло.
Сейчас с фанфарами отъедут, а через час вернутся обратно как миленькие. С мокрыми портками. И этот атаман, глядишь, не такой уже румяный будет. Проблюется там на мосту как следует, вот тогда и поглядим на него, какой он бравый.
Егор распахивает окно пошире и усаживается на подоконник. Будет махать им. Жалко, Полкан так отцовскую гитару и не вернул. Можно было бы «Прощание славянки» зафигачить.
Выходит из своего корпуса Кригов. При полном параде: сапоги начищены, фуражка посажена ровно.
– Взвооод! Стррройсь!
Казаки мигом выстраиваются шеренгой, становятся из разных – одинаковыми. Трудно не залюбоваться. Хочется зачем-то тоже к ним, в строй.
Ничего, поглядим-поглядим.
Жители Поста бросают свои скучные дела, собираются на проводы. Отцы держат на закорках мальчишек, Кригов смотрит на них и подмигивает. Егор ищет глазами Мишель – выйдет провожать хахаля или нет?
Вышла. Стоит у подъезда, глаз не сводит с этого своего. Дура.
К Кригову подходит Полкан. Отдает честь – но как-то без страсти.
– Ну, удачи.
– Погодите, Сергей Петрович. Хотели бы перед отправлением испросить благословения у отца Даниила.
– Благословение? – Полкан морщит лоб.
А от лазарета уже какой-то казак ведет с почтением глухого бомжа с моста. Тот хоть и выглядит изможденно, но переступает сам. Опирается на палку.
Атаман делает к нему шаг, снимает фуражку. Опускается на колено. Берет худющую исцарапанную руку, прикладывается к ней губами.
– Благослови на дело, отец. Как православный православных, как русский человек русских людей – прошу, благослови.
Все казаки в строю тоже обнажают головы. Ветер ерошит им волосы.
Глухой сначала смотрит на Кригова как будто непонимающе, потом кивает. Берет в руки крест.
– Именем Отца, и Сына, и Святого Духа…
Он крестит Кригова, потом идет нетвердо вдоль всего ряда и гундосым голосом человека, который себя не может услышать, выговаривает это.
На лице его странное выражение. Судорога. Не такого, наверное, ждут от него сейчас казаки, которым отсюда ехать за мост. Которые не знают еще, с чем они там сейчас встретятся.
Егора опять подмывает слезть с подоконника и все им рассказать. И вдруг он соображает: а ведь этот самый отец Даниил знает про то, что ждет экспедицию за мостом, не в пример больше него. Трупы на мосту он наверняка видел. А
