Ронан превратилось в судорожное и поверхностное. Воздуха катастрофически не хватало. Ее конечности затряслись в терзающем урагане. То, что грянуло, нельзя было ни предотвратить, ни проконтролировать.
«Это и есть паническая атака?» – сразу осенило Хёна. Он не был уверен в своей догадке.
Натянутый, словно тетива, он окаменел еще сильнее, смотря на нее прямо, а не через объектив.
Группа состояла практически из двух десятков человек – и каждый из них был слеп. Пускай Ева подавляла явные синдромы, глаза было не обмануть: побледневшая кожа, холодный пот… Кореец, оборачиваясь, желал привлечь чье-то внимание. Но разве возможно провернуть подобное среди тех, для кого чувства играют не самую важную роль?
Тогда Хён тихо произнес:
– Расслабься и будь собой. Представь, что здесь никого нет. Только ты и я.
Ева ошарашенно оглянулась по сторонам: его пущенные стрелой слова попали ей в сердце, не достигнув ни одного, кто там находился. Под прицелом была лишь она.
(Только ты и я.)
Они синхронно, с особой жадностью впились друг в друга. Если будущее каждый раз длится до следующего вдоха, то девушка, пожалуй, предпочла бы умереть. Ненавистные черные мертвые очи казались ей живее тернистого леса; живее всего на свете. Губы, разразившиеся горькой правдой, расплылись в мягкой, по-своему доброй улыбке – невольно улыбнулась и она. Боль, казалось, померкла.
(Только ты и я.)
Могу сказать, что его слова действительно сработали: хаотичное дыхание наконец отступило, на смену пришла непоколебимость. Ева выполняла свою работу так, как не делала с давних пор. А под конец кинула в камеру взгляд – он был наполнен сплетением множества чувств.
Этот снимок запомнился в ее карьере надолго. Многие считали его дерзким, Да Хён же – самым искренним из всех. В свою очередь Ева придерживалась мнения, что прилагательное «равнодушный» подходит как нельзя кстати.
Овации разразились громом. Они с Да Хёном словно вырвались из продолжительного транса, окунувшись в действительность. Им пришлось улыбаться в тридцать два зуба, благодарить каждые десять секунд… Одно было неизменно: покончив с работой, они разошлись по разные стороны баррикад. Потом Да Хён ей все же признался, что попросту не мог заставить себя посмотреть на нее из-за громко стучащего в груди сердца.
– Спасибо за шикарно проведенную работу, – первым прервал молчание Да Хён, затем поклонился и поспешил скрыться в шумном вареве толпы.
– И тебе, – выдала Ронан, желая напоследок ощутить на себе взор его очей.
Но каким бы жадным ни было это желание, сбыться ему так и не удалось.
***
Пока команда гуськом направлялась к выходу, Ева мысленно застряла не пойми где: то думала о тайном романе Дилана, то возвращалась к Да Хёну. Лишь оказавшись в гримерке, Ева поняла, в чем была причина неловкости с последним. Его слова, ее взгляд в объектив, всяческое пересечение глаз – все это со стороны походило на незаурядное, отчасти интимное действо.
