удалось: уж очень хотелось каждому степняку рубануть саблей одного из врагов, так их обозливших.
Когда половцы возобновили преследование, расстояние между ними и рязанцами увеличилось до полуверсты. Перевести дух не удалось. Половцы продолжали гнать коней, и разрыв медленно, но верно уменьшался. Лошади у русичей начали выдыхаться и замедлять бег.
Такая скачка продолжалась еще с час. Преследователи сблизились до двухсот саженей, но и их лошади притомились, потому некоторое время удавалось удерживать между собой и половцами это расстояние. По делу, степнякам нужно было бы пересесть на заводных коней, но для этого надо остановиться, перекинуть седла. А пока они будут заниматься переседловкой, рязанцы уйдут далеко, им-то пересаживаться не на кого. Хотя образовавшийся разрыв на свежих конях половцы наверстают очень быстро. Но почему-то менять лошадей те не спешили, продолжая погонять своих уже запалившихся скакунов. Видно, не хотят затягивать гонку. Почему бы?
Стало понятным почему еще через полчаса, когда преследователям уже почти удалось настичь русичей. Расстояние снова сократилось саженей до сорока-пятидесяти, и в спины людей Ратислава снова полетели стрелы.
Спасителей рязанцы даже не сразу заметили: смотрели все больше за спины, на степняков. О подоспевшей помощи дали знать сами половцы. Выпустив особенно густую тучу стрел, они начали натягивать поводья и заворачивать коней.
– Наши! Боярин, наши! – раздался ликующий крик одного из дружинников.
Ратьша всмотрелся в степь по ходу скачки. Верстах в трех из неглубокой, но широкой балки выскакивали всадники и неслись в их сторону. Блестящие шлемы, красные щиты. И правда, свои! Жеребец сам замедлил бег, когда перестал чувствовать рвущие кожу шпоры. Потом перешел на шаг, тяжело вздымая бока. Гнедой по масти, взмокший от пота, теперь он казался вороным.
Ратислав еще раз оглянулся. Половцы маячили уже не меньше чем в версте, продолжая удирать во все лопатки. Правильно, пожелай пришедшие на помощь кинуться вдогон, плохо им придется на запаленных-то конях. И на заводных не пересядешь: не дадут.
– Боярин, беда!
Крик заставил Ратьшу вздрогнуть. Что еще?
Кричал дружинник, охранявший богдийца. Ратислав послал коня вперед. Ли-Хая в седле не было. Он сидел на земле, поддерживаемый вторым охранником. Боярин спрыгнул с седла на землю и, хромая на обе ноги, затекшие от долгой скачки, бросился к богдийцу.
Тот уже даже не стонал, только тяжело, рывками дышал, выдувая ноздрями и полуоткрытым ртом кровавые пузыри. Дружинник, поддерживающий его, при приближении боярина отпустил раненого, выпрямился и виновато развел руками. Ли-Хай захрипел, завалился на левый бок. Его правая рука зацарапала землю. Стала видна стрела с черным оперением, торчащая из его спины. Видно, он поймал ее в самом конце. Рука, царапающая землю, застыла. Хрипение стихло. Все, нет больше языка, доставшегося такими
