от головы, уперев в полки. Нужно успокоиться. Усмирить мысли, которые наперебой кричали, что пора завалить строптивицу. Уложить на лопатки. Для начала. Потом можно и на колени поставить.
Яростно тряхнув головой, Тим негромко рыкнул и обернулся.
Лиз стояла в каком-то жалком ярде от него и непонимающе хлопала ресницами. На кой ляд он притащил ее к себе, а теперь молчит? Решил стриптиз показать? О да, пока он стоял спиной, она успела оценить и крепкие мышцы, и темно-оливковую кожу, к которой так хотелось прикоснуться. А сейчас имела удовольствие наблюдать еще и вид спереди, что, несомненно, вызывал восторг. Одни только кубики пресса чего стоили!
Облизав губы, Лиз поймала себя на мысли, что хочет, чтобы Коулман и дальше оставался без футболки. Густой туман желания медленно просачивался под кожу, будто яд. Она хотела быть благоразумной, не поддаваться его магнетизму, не терять голову. Но близость, пьянящий аромат кожи, смешанный с тонким запахом одеколона, вызывали непреодолимое желание прикоснуться к объекту вожделения и позволить себе хотя бы на эту ночь отпустить себя. Перестать бояться, перестать быть послушной дочерью, умницей-красавицей Элизабет Миллер. Захотелось стать просто Лиззи – восемнадцатилетней школьницей со своими тараканами и желаниями. Просто захотелось.
И она все же не выдержала: подошла ближе и осторожно провела кончиками пальцев по его груди, вырисовывая неведомый ей самой узор. Тим вздрогнул.
– Нравится?
– Да, – подняла взгляд, чувствуя, как горят щеки.
Поймал с поличным. Понял, он все понял.
Кожа под ее пальцами искрилась жаром, обжигала, заставляя дрожать от возбуждения.
– И как ощущения?
Тим хмыкнул, уговаривая себя не сорваться раньше времени. Ему было… любопытно?
– Божественно, – выдохнула Лиз, смежая на секунду веки.
Осмелела, приложила ладонь целиком в область сердца и мягко провела по торсу. Мышцы восторженно сжимались под теплом ее прикосновений и каменели. Лиз улыбнулась.
Почему они оба медлили? Играли друг с другом, словно в кошки-мышки?
Лиз медленно открыла глаза, устанавливая нерушимый зрительный контакт. Потому что хотелось смотреть только в его глаза. Потому что хотелось быть только с ним. Не сейчас – всегда.
К черту условности! Она нарушила все свои правила уже тогда, когда вообще согласилась поехать с ним. Нет, еще раньше! На поляне, когда целовала как обезумевшая, умирая от сладкого вкуса его губ. На крыльце собственного дома, на школьном дворе, да даже за той забегаловкой часом ранее, когда говорила, что между ними ничего не может быть и сама же себе противоречила. Ложь! Наглая ложь!
Тим знал, что она готова. Он десятки раз видел похожий голодный взгляд. Но взгляд Элизабет разительно отличался от всех остальных. Она не боялась. Не пыталась казаться кем-то другим, только
