в сердце?
– Твоего имени.
Она взяла у меня из руки обломок камня, которым я начертил надпись, и дорисовала внутри сердца мое имя.
– Вот так должно быть, – сказала она и зашвырнула со всей силы камень в сторону забора.
Я посмотрел на нее. Она на меня. Я хотел уже было сказать о том, что люблю ее, но она меня опередила.
– Автобусы едут, – улыбнулась она.
Через полгода мне все-таки сделали операцию на глазах, потому что мое зрение продолжало стабильно ухудшаться. И никакие лекарства и упражнения остановить этот процесс уже не могли.
Медсестра перед операцией резала мне ресницы и говорила, что не понимает, зачем мальчикам нужны такие ресницы, и что она мечтает о таких ресницах, как у меня, таких вот длинных и красивых.
Обрезав все мои ресницы под корень, она посмотрела на меня. Улыбнулась и смахнула своими пальцами с моего лица их остатки. Сказала мне, чтобы я не переживал. Сказала, что ресницы скоро отрастут заново, и что будут они еще длиннее и красивее, чем сейчас:
– Даже не сомневайся, Олег!
После операции глаза мои были завязаны бинтами. Я отходил от наркоза в полной темноте. Но если честно, то мне не было страшно. В те времена не было этих пугающих историй про то, что в случае неудачной операции на глазах люди теряли зрение. Да и вообще никаких других жутких историй не было. Тогда в детстве, мне казалось, что в жизни вообще нет ничего страшного. Ну, только если в кино, да в некоторых сказках Андерсена. Поэтому очнуться с закрытыми глазами было просто как-то странно и непонятно. Но никакого страха не было. Ни капельки.
В первый день после операции я услышал голос той девочки из лагеря. Я помню, как она брала меня слепого за руку, и мы гуляли с ней туда-сюда по длинному коридору глазной больницы.
Потом мне сняли повязку с глаз, и она засмеялась. Она сказала, что я похож на сову.
– Почему это?
– Пойдем! – она отвела меня в коридор, к зеркалу.
Белки моих глаз были абсолютно красные, а вокруг них зеленкой были нарисованы огромные круги.
– Уху, – сказал я и взмахнул крыльями.
Она опять засмеялась.
Мне нравилось, как она смеялась.
Помню, как сложно было попросить у нее номер телефона. Как сложно было пригласить ее на свидание.
Это было мое самое первое свидание. Самое настоящее.
Но оно же оказалось и моим самым первым, самым большим провалом в жизни.
В тот день мы с ней просто прошлись по городу. И не проронили ни слова. Словно у нас было какое-то дело в одном конце города, а жили мы в другом. И дело у нас было настолько серьезное, что о нем и обмолвиться было нельзя. И ни о чем другом тоже. Помню только, как мы в этой полной тишине съели по одному мороженому. И больше ничего не помню. Ну, кроме жары. С тех пор я ее и не переношу. Свидание мы устроили в два часа дня. В самое пекло… Не знаю, почему так вышло. Вроде у нее
