фигуру она обтягивала длинными вечерними платьями, а волосы покрывала таким толстым слоем лака, что они лежали на плечах, будто приклеенные, с торчащими вверх завитками. В часы обслуживания Швабра крутилась по залу, услужливо лебезя перед посетителями, а своими подчиненными вечно была недовольна. Впрочем, этим она не отличалась от директоров других ресторанов. Платила Швабра своим работникам очень мало, к тому же большинство из них не были оформлены официально. В случае прихода инспектора директор уверяла, что эти люди проходят испытательный срок, и что она еще не решила: оставить их у себя или нет. Швабра платила Чужому втрое меньше, чем любому официально оформленному посудомойщику, но поскольку другого варианта работы не намечалось, он продолжал трудиться в ресторане с раннего утра до глубокой ночи, с одним выходным днем в неделю.
– Кстати, не забывай, что мы кормим тебя здесь бесплатно! – не упускала возможности ввернуть Швабра.
Действительно, это было так, но после двух месяцев постоянной работы в согнутом положении Эмигранта начали беспокоить боли в желудке, появилась тошнота и отрыжка. По этой причине он принимал пищу всего один раз в сутки и не в ресторане, а перед сном, в комнате пансиона.
Работал Эмигрант от зари до зари, поэтому завести друзей ему было попросту некогда, а соседи по пансиону таковыми вряд ли могли бы стать. Одни были слишком угрюмы, резки и до неприличия грубы. Другие пребывали в полусонном состоянии то ли от усталости и хронического недосыпания, то ли под воздействием наркотиков. Третьи прослыли назойливыми прилипалами, так как постоянно клянчили у всех денег, после чего от них сильно разило алкоголем, и взятое взаймы эти люди отдавать не спешили. Работники пансиона тоже не походили на типичных любезных и улыбчивых европейцев. Уборщицы в этом заведении менялись каждые три месяца. Это были нахальные и разнузданные местные девицы. Они грохотали своими ведрами и швабрами так, что всё вокруг звенело и дрожало. Когда уборщица мыла лестницу, а кто-то пытался в это время пройти мимо, она тут же набрасывалась на постояльца с руганью:
– Стой, паршивец! Вон, вижу, уже натопать успел! Ах, ты, мерзавец! Вали давай отсюда и не пачкай мне полы, паразит!
Туалеты в холле пансиона, похоже, вообще никогда не мылись, в то время как расположенные на этажах уборщица протирала максимум раз в неделю. Стойку администратора, возле которой он встречал постояльцев, покрывал толстый слой пыли, а предназначенная для общего пользования мебель была перепачкана в чем-то липком и вонючем. Впрочем, низкая производительность труда уборщиц объяснялась их повышенной занятостью в другой сфере. Застать за делом поломойку было сложно, однако, из-за двери подсобного помещения то и дело доносились протяжные стоны. Периодически оттуда выходил администратор, отхлебывал из бутылки пива или минералки, снова исчезал за дверью подсобки, и стоны продолжались. Несколько месяцев спустя администратору любовные отношения приедались, он увольнял уборщицу, и та же история повторялась
