ты так себя ведешь? – Мама хватает меня за рукав олимпийки. – Да, Игорь – не твой отец. И слава богу! В отличие от того, он любит, уважает и ценит меня. Я по-настоящему счастлива, а ты поступаешь как неразумный ребенок. Убери свои колючки! Ты даже не пытаешься поработать над собой… Почему? Ну скажи! Ты ведь не была такой!
В ее пламенной речи проскальзывают интонации Игоря, и я взрываюсь:
– Да потому что твой муженек – полный придурок с хреновым чувством юмора! Пусти!
Я выворачиваюсь, распахиваю дверь и вываливаюсь в подъезд.
У торгового центра собралась разношерстная толпа, на уличной сцене мужчина в смокинге что-то вещает в микрофон, вокруг музыкального фонтана носятся дети и их разъяренные родители, блики на воде слепят глаза, из колонок басами грохочет задорная песня. У меня раскалывается голова.
Зою замечаю издалека – светлые локоны струятся по спине, яркие пластиковые серьги и браслеты горят на солнце, а новое голубое платье, перетянутое на талии широким ремнем, смотрится просто обалденно.
Когда-то эта красивая целеустремленная девочка выбрала в друзья именно меня. За что? За мой голос?..
У меня больше нет голоса…
Усилием воли подавляю досаду, останавливаюсь поодаль и выжидаю, будто что-то в облике лучшей подруги вот-вот даст подсказку, зачем я так срочно понадобилась ей.
Зоя поглядывает на часы, одергивает подол, нервно поправляет прическу. Собираюсь с духом и выступаю вперед:
– Привет!
– Привет. – Ее скучающее лицо кажется кукольным из-за чересчур темных бровей и толстого слоя тоналки. – Как жизнь?
Неопределенно киваю:
– Нормально…
Я пытаюсь отыскать в мимике Зои заинтересованность, раскаяние или радость, но их нет.
– Отлично! – Растянув губы в милой гримасе, она как-то слишком быстро отворачивается.
Не сговариваясь, мы шагаем к плетеным столикам летнего кафе и занимаем места под пляжным зонтиком.
Бурного воссоединения не случилось. Она не станет извиняться и вряд ли считает себя виноватой. Очень глупо с моей стороны было рассчитывать на подобный исход.
Зоя рассеянно пялится в меню, ковыряет ногтем заусенец, тяжко вздыхает.
– Как Марик? – прерываю затянувшуюся паузу, и ее щеки густо краснеют.
– Марик? Отлично. Стоило погулять только вдвоем, и стало понятно, что между нами давно уже нечто большее. Не обижайся, Ян, но вы никогда не нашли бы общий язык. Кстати, он тебе привет передавал.
Я застываю, во рту пересыхает.
За долгие годы безответной влюбленности выработался рефлекс – от звука его имени превращаться в никчемную дурочку, лузера, пустое место. Но теперь сердце сжимается от растерянности и боли.
– И ему… Привет! – Откашливаюсь и сосредотачиваюсь на оранжевых пятнах цветов в клумбах. – Рада за вас.
– Ян, я, собственно,
