как мы не виделись. Когда и слов не осталось, я ещё немного посидела с ней, невольно наблюдая за ее дыханием. Дышала она еле заметно, тихо-тихо. Из коридора время от времени доносились скрип то открывающейся, то закрывающейся двери и громкие возгласы Ларисы: она была чем-то недовольна, но и им было не под силу потревожить бабушкин сон. Поцеловав ее на прощание, я ушла к себе. Достала мольберт, разложила краски и, присев на то место, где сидела прежде, принялась за работу. Три часа, и картина готова. Раздался стук, и в дверном проёме, не дожидаясь ответа, показалась Августа.
– Ты уже здесь! А то я заходила, но тебя не было. Подумала, что ты куда-то ушла.
– Нет, я была у бабушки, потом писала, – и, повернув холст к Августе, спросила. – Ну как?
Она бегло скользнула взглядом по картине и также бегло ответила:
– Норм. Мама сказала, чтобы в шесть тридцать были готовы.
– Хорошо… – отозвалась я, а про себя добавила: «Не хочу туда ехать!.. Для чего? Лучше бы я осталась дома, прогулялась по парку, сделала несколько набросков. А так придется бессмысленно торчать там весь вечер. Но выбора у меня нет. Увы, нужно собираться…»
Когда мы подъезжали к дому Демьяновых, начало смеркаться. За воротами были слышны звуки классической музыка, а калитку и дорожку, ведущую к входу, украшали букетики из белых и розовых роз и разноцветные лампочки. В полумраке двухэтажный выложенный из красного кирпича коттедж возвышался высокой зловещей громадиной. Не знаю, почему, но именно такие ассоциации он у меня вызвал. Хотя внутри было светло и чинно. Организаторы постарались на славу. Холл утопал в цветочных композициях из розовых и белых роз. Гостей пока было мало. Мы приехали одними из первых, и все благодаря стараниям Ларисы. По холлу ещё бегали официанты, заканчивая последние приготовления. В столовой сверкал стол, покрытый белоснежной скатертью и уставленный фарфором и хрусталем. «Неужели, я скоро стану частью всего этого?» – невольно думалось мне, а Августа, словно прочитав мои мысли, произнесла:
– Ты только представь! Ты скоро станешь частью всего этого!
На ее лице читалось искреннее восхищение.
– Честно, не представляю. Я ещё не свыклась с этой мыслью.
Августа по-прежнему с неподдельным любопытством разглядывала убранство холла и то и дело отзывалась о новой подмеченной мелочи.
Незаметно холл оживлялся. Со всех сторон зазвучали мужские голоса, и заискрился женский смех. К восьми часам, наконец, показались виновники торжества – родители Стаса: Павел Олегович и Людмила Петровна. В их адрес посыпались поздравления и волнительные речи. Они старались выглядеть довольными и счастливыми, но по лицу Людмилы Петровны читалось абсолютное безразличие ко всему происходящему и не доставляющее ей ни малейшего удовольствия, будто это делалось для галочки, только Павел Олегович дружелюбно улыбался и жал всем руку.
Спустя час
