что-то воскликнули, а танцор, усмехаясь, оглядел меня. Я могла догадаться, почему графиня решила его подбодрить, когда он запрыгнул к ним на стол, и вообще вроде как в восторге от него осталась. В чертах его лица удивительно сочетались жесткие контуры и плавные изогнутые линии, а темная бородка подчеркивала благородную мужественность. Да, этот парень был довольно привлекателен, и перед такими, как он, наверняка легко распахивались все двери, даже если в остальных аспектах человек из себя ничего особенного не представлял – к сожалению, и в его случае это было правдой. Кто бы еще стал пытаться купить себе компанию, тратя на это свои сбережения, а вместо этого добился только того, чтобы его развели на деньги и бросили. Подобная святая простота в сочетании с большим количеством выпитого алкоголя не затмила бы даже самое красивое лицо. И неважно, какой обаятельной была его улыбка или сияющие серо-голубые глаза.
– Жаних, значт, есть… – он, похоже, не купился на мою отговорку, и меня это даже впечатлило немного. Если бы я напилась до такого состояния, я бы корову от лошади не отличила. – А шо ж он тя одну-то отпускает? Дурак, что ль, совсем?
Это его самодовольство медленно, но неуклонно истощало запасы моего терпения. Такое поведение вкупе с желанием тратить кучу денег доказывало, что он явно никогда в жизни не беспокоился о деньгах.
– У него много работы, – отрезала я. – А мне нужно заботиться о больном отце. Должен же кто-то деньги на жизнь зарабатывать.
Удивительно, но парень раскусил и эту уловку. Его ничуть не волновали мои слова.
– А от скажи, пжалста… Вот что твой жаних буит делать со всеми этими кровно заработанными, ежели с его невестушкой что плохое по дороге к больному папеньке приключится? А ведь не было бы ничего бы, если бы он ее одну через лес не отпустил.
– Я надеюсь, он потратит их на что-то более разумное и не станет угощать всех подряд выпивкой за свой счет, – сухо ответила я.
Тут в танцоре, в его осанке и манере держаться что-то неуловимо изменилось. Ему вдруг перестал быть интересен мой воображаемый жених. Он придвинул стул ближе к столу и понизил голос.
– Не, от щас серьезно. На улицах оч опасно. Тут такие чудища бродют, у-у… Или вы что, об убийстве не слыхали?
Теперь, когда он сидел так близко, мой взгляд упал прямо на его левую руку – точнее, на блестящее кольцо у него на мизинце. Кольцо было золотое, а в центре светился бриллиант. В этом камушке преломлялся свет сальной свечи, переливался и сверкал. Это было настолько красиво, что я почти потеряла нить нашего бессмысленного разговора.
– Да, просто ужас, – зашептал Скороход, включаясь в беседу.
Закивал и Бобер.
– Говорят, что это волки.
– Да нет, волки ведь убивают и съедают мертвеца, – заспорил его друг. – А я слышал, как староста рассказывал, что старого ткача когтями разорвали, но при этом руки-ноги у него на месте, ничего не отгрызано, не обглодано.
– Кто ж мог такое сотворить? – растерянно пробормотал танцор.
– Вот и неясно
