редакции смешивается с вопросом о «законности!» Это ли не бюрократический формализм?! Естественно, что заграничный представитель ЦК ответил на это: «… Как представитель ЦК, я считаю необходимым указать редакции, что нет никаких оснований поднимать вопрос о законности и т. п. на основании горячих речей на заграничных рефератах или на основании литературной полемики… Если в полемике редакция усматривает на себя нападки, то ведь она имеет полную и полнейшую возможность ответа. Разумно ли горячиться из-за тех или иных резкостей (с точки зрения редакции) в полемике, когда нигде и речи нет ни о бойкоте, ни о каком другом нелояльном (с точки зрения ЦК) образе действий…»{84} В самом деле, донельзя странно говорить о каких-то «протежируемых» людях… Что это значит? Что за бюрократический язык? Какое дело ЦК до речей на рефератах? Цензуры у нас нет, чтобы ограничивать свободу речей и свободу полемики. Неужели не нужно отграничить такую борьбу от бойкота?
Рассказ т. Мартова про Одесский комитет (будто бы спросивший у ЦК, посылать ли письма в ЦО) я считаю явной шуткой. Серьезно об этом нельзя говорить.
Повторяю, что ни единого факта отстранения от работы меньшинства никогда не было со стороны ЦК Подчеркиваю, что тов. Мартов и сам признает, что у него нет фактов неправильного, одностороннего или пристрастного распределения литературы.
Печатается по протокольной записи, сверенной с рукописью
3
Тов. Мартов усмотрел с нашей стороны угрозу переворота. Это смешно. (Мартов: «А ультиматум?») «Ультиматум» ЦК был ответом на ультиматум Старовера{85}. Ультиматум есть наше последнее слово относительно приемлемых для нас условий доброго мира. Вот и все. Только больное воображение могло усмотреть стремление к перевороту в нашем ответе меньшинству, которое, несомненно, довело партию до раскола. Большинству же нечего думать о перевороте. Что касается распределения «Искры», то все номера ее распределялись по возможности регулярно, и если бы какой-нибудь комитет счел себя «забытым» в этом отношении, то об этом нужно было бы просто лишь сообщить ЦК по-товарищески. Таких сообщений до сих пор у нас нет. Письмо же редакции к комитетам есть не товарищеское, а военное действие.
Центральный Комитет держится того мнения, что дело распределения литературы должно проходить через одни руки и второй распределительный центр не нужен и вреден. Теперь несколько слов по поводу экспедитора. Повторяю, что экспедитор попал в обвиняемые только потому, что хотел добросовестно выполнить свой долг и сделал деловой запрос редакции. Воспоследовавшее же на это требование редакции «не рассуждать!», «подать 100 или 200 экземпляров» и т. п. – носит все признаки бюрократического отношения к делу в самой чистейшей его форме.
Об адресах скажу только то, что редакции передано все, ей принадлежащее. Выделена только личная и организационная переписка, а остальное передано редакции. Кроме того напомню,
В. И. Ленин цитирует письмо от 26 декабря 1903 года (8 января 1904), направленное в редакцию «Искры» от имени заграничного представителя Центрального Комитета Ф. В. Ленгника. Цитируемая часть письма написана Лениным (см. Сочинения, 4 изд., том 34, стр. 189).
