основу партийной организации и дисциплины, предъявив мне (через т. Глебова) ультиматум о выходе из ЦК или прекращении агитации за съезд.
2) Они нарушили договор, заключенный от их лица членом ЦК Глебовым, когда, вследствие изменения состава ЦК исполнение этого договора стало для них невыгодным.
3) Они не имели права на своем июльском заседании объявить тов. N вышедшим из ЦК, не выслушав ни его, ни моего заявления, тем более, что этим трем членам ЦК было известно наше (4-х членов ЦК){55} требование рассмотреть спорный вопрос в общем собрании ЦК. Объявление тов. N не членом ЦК неправильно и по существу, ибо три члена ЦК злоупотребили при этом условным (и не сообщенным всем товарищам) заявлением тов. N.
4) Три члена ЦК не имели никакого права скрывать от меня перемену своих взглядов и свои намерения. Тов. Глебов утверждал в конце мая, что их точка зрения выражена в составленной ими в марте декларации. Таким образом, июльская декларация, коренным образом расходящаяся с мартовской, была принята тайком от меня, и заявления Глебова были обманом.
5) Глебов нарушил условие, заключенное со мной, что в докладе Амстердамскому конгрессу{56}, который взялись писать Дан (делегат от ЦО) и он, Глебов (делегат от ЦК), – о разногласиях в партии не будет речи. Доклад, составленный одним Даном, оказался полным прикрытой полемики и весь пропитан взглядами «меньшинства». Глебов не протестовал против доклада Дана и таким образом косвенно участвовал в обмане международной социал-демократии.
6) Три члена ЦК не имели никакого права отказать мне в заявлении и опубликовании моего особого мнения по важному вопросу партийной жизни. Июльская декларация была послана для напечатания в ЦО прежде, чем мне была дана возможность высказаться по поводу нее. 24 августа я послал в ЦО протест против этой декларации. ЦО заявил, что напечатает лишь в том случае, если этого захотят 3 члена ЦК писавшие декларацию. Они того не захотели, и мой протест был ими скрыт от партии.
7) Они не имели никакого права отказывать мне в сообщении протоколов Совета и лишить меня, без формального исключения из ЦК, всех и всяких сведений о ходе дел в ЦК о назначении новых агентов в России и за границей, о переговорах с «меньшинством», о делах кассы и пр. и пр.
8) Они не имели права кооптировать в ЦК трех новых товарищей (примиренцев), не проведя кооптации через Совет, как того требует устав партии в случае отсутствия единогласия, а единогласие отсутствовало, ибо я заявил протест против этой кооптации.
Приложение
Ввиду важного значения позиции ЦК во внутрипартийном конфликте, считаю нужным опубликовать во всеобщее сведение нижеследующие документы:
I. Письма товарища Глебова к членам «коллегии».
a) Сентябрь.
«С ЦО и Лигой отношения еще не определились. После нашего заявления они, надо сказать, обнаглели и их аппетиты растут. Положение наше здесь
4 члена ЦК – В. И. Ленин, Ф. В. Ленгник, М. М. Эссен и Р. С. Землячка.
Поскольку сам Ленин не мог присутствовать на конгрессе, он передоверил свои полномочия М. Н. Лядову и П. А. Красикову, которые представляли большевистскую часть партии. Меньшевики во главе с Плехановым резко возражали против присутствия большевиков на конгрессе, доказывая, что большевизм не представляет собой особого течения, которое бы имело право на самостоятельное представительство. Ленин апеллировал в Бюро международного конгресса, где за включение большевиков в делегацию РСДРП высказались Каутский, Бебель, Люксембург и Адлер. Ввиду этого меньшевики были вынуждены включить Лядова и Красикова в состав русской делегации.
После конгресса Совет партии пытался обвинить Ленина в нарушении партийной дисциплины и предложил ему явиться в Совет для объяснений, но Ленин в письме к секретарю Совета Мартову заявил, что «после того как Бюро международного конгресса приняло передоверие мной моего мандата, я не обязан более никаким отчетом ни пред каким Советом» (Сочинения, 4 изд., том 34, стр. 219).
Решения конгресса, несмотря на некоторый шаг вперед, в целом являлись половинчатыми и представляли собой дальнейшую уступку оппортунизму. Конгресс не ставил вопроса о перерастании массовой стачки в вооруженное восстание, не дал отпора правым оппортунистам, оправдывавшим колониальную политику империалистических государств. Осуждая ревизионизм на словах, конгресс в своей резолюции не заявил о разрыве с ним, обошел молчанием вопрос о пролетарской революции и диктатуре пролетариата. Все это стало возможным потому, что основные вопросы революционного движения лидеры II Интернационала рассматривали с точки зрения установившихся догм, ставя под вопрос возможность победы социалистической революции.
