высшего образования ничего не читают; поступив на службу и по прошествии некоторого времени русский человек выходит невеждой, ибо сам считает себя образованным, и другие считают его таким, а у него остались смутные понятия, ибо прежнее образование не обновлялось и не развивалось чтением; о научных предметах начнет говорить – чепуха, поклонение старым богам; если что прочтет, хвалит на удачу, восхищается без толку и без толку ругает, и все с видом знатока; особенно если успел на службе попасть в большие чины. Учителя не составляют из этого исключения. Некогда читать» (Цит. по: 150; 22). А ведь речь идет о второй половине XIX в. и о людях с высшим образованием, да и не о провинции, а о столице!
Подавляющее большинство чиновничества на низших должностях принадлежало к «несчастливцам», к маргинальной части российского общества, разночинцам. Хотя дворянство и обладало почти монопольным правом на государственную службу и преимуществами при ее прохождении, карьера чиновника мало привлекала дворян, и они шли предпочтительно на службу военную. Чиновник в глазах дворянина был «приказным», «крапивным семенем», «щелкопером», «бумагомаракой», а в глазах военных – презренным «стрюцким», «стрюком», «шпаком», «штафиркой». Так что во второй четверти XIX в. из 114 служащих Московской палаты уголовного и гражданского суда дворян было всего 12; среди прочих 54 были выходцами из духовенства, 33 – обер-офицерскими детьми, то есть детьми лиц из податных сословий, выслужившихся в офицеры, семеро – воспитанниками Московского воспитательного дома (незаконнорожденные неизвестного происхождения), 45 – из приказных и канцелярских служителей. Но это в Московской губернии, в одной из центральных и «помещичьих» губерний, в губернском учреждении. В Оренбургском уездном суде из 15 чиновников тогда же из дворян было трое, из духовных – четверо, из обер-офицерских детей – четверо и из потомственных канцеляристов – четверо же. В целом, по Калужской, Тамбовской и Оренбургской губерниям дворяне в местных учреждениях составляли 21 %. Естественно, что единственным источником существования для чиновников-разночинцев было жалованье, как мы уже видели – ничтожное, и… взятки.
Генерал-майор, начальник оружейного завода
Разница в чинах и должностях, происхождении и окладах жалованья была не только формальной. Бюрократы высокого ранга держали себя большими барами, а на своих подчиненных смотрели примерно так же, как помещики на крепостных. Ф. В. Булгарин писал: «Прежде начальник никогда не говорил подчиненному иначе, как ты, и даже проситель никогда не слыхал вежливого слова от сановника. У большей части сановников в приемной комнате не было даже стульев, а у иных просители должны были ждать в сенях или на улице» (23; 392). Виленский генерал-губернатор И. Г. Бибиков, по словам его чиновника, «ума недальнего, болтлив, бестактен и уверен в превосходстве своем над всеми ему подвластными до такой степени, что не допускает ни малейших противоречий». И это еще сущие пустяки.
