понадобилась именно я?
Непонятно.
Казалось, атер Кирстан и сестра Таисия что-то знают, но умалчивают. Военная тайна? Поэтому не имеют права рассказывать?
Может быть.
В плену солдаты Марилии, особенно капитан Бейкалич, от имени которого я до сих пор вздрагиваю и сжимаюсь, надо мной издевались и пытали. В результате я потеряла память и теперь ничего не помню.
В наказание за военные преступления перед Марилией мне выжгли магию земли. Это подтверждает клеймо на лопатке. Я его не видела, но об этом говорят сестра Таисия и целители.
Звучит пугающе. Последнее означает – я больше не магиня.
Что военные Марилии пытались узнать?
Зачем изуродовали меня?
Потому что я молчала?
Теперь меня лечат в госпитале для военнопленных, чтобы я смогла вспомнить прошлое, выдержать допрос военного министра, а затем отработать на рудниках империи Марилия, чтобы выплатить долг за свои так называемые военные преступления.
Пожалуй, все.
Это я знаю со слов других людей.
Хотя нет, это не все. Атер Стефанович сообщил, что со мной столкнулся случайно, когда пришел с плановой проверкой в военный госпиталь в Туроне, завоеванном Марилией тангрийском городе. В военном министерстве Марилии он курировал вопросы по военнопленным.
И это еще не все. Он же сообщил, что у меня были родители, по крайней мере до войны в Марилии я жила вместе с матерью – графиней Ванессой Стенфилд. Отец оставался в Тангрии и писал нам письма. Братьев и сестер у меня не было. Еще была родная тетя, мамина сестра, подданная Марилии, у которой мы жили, пока я училась в САМИМ. Тетя занимала в академии должность профессора.
В палату, наконец, вошла сестра Таисия. Женщина хмурилась, о чем-то размышляя и с раздражением рассматривая документы, которые сжимала тонкими пальцами.
– Сестра Таисия, – еле слышно позвала я и с облегчением заметила, что та услышала меня. – Не могу. Терплю из последних сил.
– Пресветлая Богиня! Держитесь, лера Тубертон! Я сейчас! – заволновалась сестра милосердия. – Эти бюрократы надолго задержали меня, дорогая! Простите, что оставила без помощи. Сейчас сделаю укол и полегчает, бедняжка моя, – сочувственно добавила она.
Точными, быстрыми движениями женщина подготовила необходимое лекарство, достала шприц, наполнила его и уколола меня.
Боль сразу притупилась, я с благодарностью посмотрела на сестру, которая уже убирала за собой: выкинула шприц, убрала в шкафчик лекарство. И снова хмурилась.
– Что-то случилось? – поинтересовалась я и, в ответ на недоуменный взгляд, добавила: – Вы хмурились, когда вошли в палату, хмуритесь сейчас.
– Хмурилась? – криво улыбнулась сестра. – Еще бы не хмурилась! Эти солдафоны выводят меня из себя нелепыми требованиями! – возмущенно прошептала она. – От меня требуют невозможного, лера Тубертон! А я даже не магиня! Обычная
