не оставив после себя ничего. Ал как будто заснул с открытыми глазами. Ему было лень пошевелить даже пальцем. Что-то неприятное зашевелилось в груди, словно предчувствие или осознание чего-то. Это ощущение и впрямь сменилось предчувствием: если отец не отвечает после того, как якобы послал друга к своей матери в дом, с ним что-то случилось. Ал буквально содрал себя с теплого пола и направился через холод на кухню.
– Оденься потеплее, пока тут бегаешь.
Бабушка помешивала суп в кастрюле на плите. Ал посмотрел в сторону ванной – за открытой дверью стоял тазик, а в нем в мыльной воде плавали его пиджак и штаны, куртка висела рядом на котле.
– Давай помешаю, – сказал Ал, перехватывая у бабушки половник. – Папа не отвечает.
– Занят, наверное, – спокойно ответила бабушка.
Оба сейчас выглядели так, словно никакого конфликта между ними не случалось, и Ал понял – неспособность в их семье извиняться друг перед другом, заменяемое тупым молчанием, передается из поколения в поколение, отчего расстроился еще больше.
– Если к нам заезжал его знакомый, он должен был предупредить, – попытался объяснить Ал.
Бабушка не понимает. Даже после того, что сказал ей вчерашний гость, она не понимает всего до конца. И будет чудом, если никогда не поймет.
Но сейчас бабушка, наверняка готовая пресекать любой вопрос Ала про их гостя, совершенно спокойно ответила, словно внук говорил о погоде:
– Так он и предупредил.
– Что? – коротко бросил Ал.
Половник чуть не соскользнул в суп целиком.
– Я звонила ему в то утро, он объяснил, что его знакомый оставит бумаги до следующего приезда папы.
– Пока я буду в школе?
– Мне почем знать? – резковато ответила бабушка.
Неприятное чувство, положившее начало тому, что заставило Ала сейчас находиться на кухне, а не все еще неподвижно сидеть в комнате, вернулось и превратилось во что-то отчетливое. Бабушка не врет. Обычно не врет, а сейчас врала. Точнее, врал отец, просто ее словами. Ему было проще передать ей то, что нужно сказать Алу, а не самому ответить на звонок сына. Ведь если Ал продолжит задавать лишние вопросы, а он начнет, отец не сможет на них ответить.
– Трус.
– Чего? – не расслышала бабушка.
– Ничего, – Ал вновь взялся за половник. – Это все, что он сказал?
– Передавал привет тебе, спрашивал, как в школе дела, – ответила бабушка, а потом посерьезнела. – Ты уроки сделал?
– Нет.
– Так чего стоишь тут? Или завтра скажешь в школе, что помимо формы оставил дома еще и домашнее задание?
Ал глубоко и тяжело вздохнул, ему было лень отвечать. Он молча вышел из кухни.
– Опять молчит, – услышал он из-за закрывающейся двери. – Все нормально? Как можно так вести себя хоть?
– А сама-то как? – пробурчал Ал на вопрос, заданный с интонацией, словно у него интересуются,
