великого возмущения будто обливается сердце обильной сладостью, и после этого нападает словно бурлящее кипение – иная необычная, и для ума непостижимая, и словами неизъяснимая, и недомыслимая сладость, а посему и наименовал он ее только так: «Необычная сладость», – - в которой столько же пламенел он и любовью к Богу.
44. Однажды было так: долгое время сидел он и восхотел уже восстать для посещения своего ученика и друга, но внезапно восчувствовал необычное, в безмерной сладости, движение во всем существе, а наиболее в сердце, и молитву необыкновенно ощутительную и весьма явственно творящуюся, почему и стал особенно внимать; и вот, вскоре начало являться в сердце больше сладости, которая, будто крепко сгущенная, по каждом изречении в сердце молитвы «Господи Иисусе…» рассыпалась внутри сердца, и, долго смотря на это с удивлением и утешением, ощущал он, что все более увеличивалась в нем та необычная сладость, отчего и простирался весь горящею любовью ко Господу Богу, и размышлял про себя, чему бы уподобить ту рассыпающуюся сладость, но, не найдя сходного уподобления, сказал мне, что было это как бы подобно ореховому ядру, от кусания рассыпающемуся.
И тогда, когда эта сладость рассыпалась, еще и сердце более распространялось, и около молитвы как бы свет стал находить и умножаться, сердце же еще пространнее распространялось; и столь усладило его это страшное действие, что как бы привело в забытье, и не понял он, как и сам весь вошел в сердце и в свет тот, ибо сердце его оказалось чрезмерно распространенным.
45. Иногда сидит он, и сон одолевает его так, что и молитва скрывается, пробудясь же, видит вновь, что молитва сама по себе произносится (идет) со услаждением обычным.
46. Бывает иногда так, что вдруг молитва умолкнет и сердце утихнет, и столь утаится сердце, будто бы вовсе его нет, даже и естественное его биение прекратится; и так, умом в сердце смотря, хочет он молитву произвести, но нет молитвы, не показывается и не чувствуется, только единою сладостью бывает весь объят.
47. Однажды, при великом трепете, подобном болезненному, чувствовал он кипение сладости в своем сердце, но вскоре вдруг остановились то трепетное движение и молитва, и трепет сердца прекратился и утих – наподобие, как бы кто, в ладье на веслах плывя, вдруг грести перестал; по утишии же всего, то есть молитвы, сладости и трепета, начал будто пламень некий охватывать сердце непостижимой сладостью, или как бы некий воздух обдавал, то есть с силой навевал, этой неизреченной, и непостижимой, и утешительной о Боге сладостью, отчего и все тело сильно растеплилось, до того, что даже и пот обильный по всему телу выступил.
48. Сидел он долгое время, со тщанием понуждая себя, ища внимательнейше великой молитвы, и вот начала усиливаться она и являться более и более, и вскоре объяло его действие ее с сильным трепетом и колебанием всего тела, с неизреченною сладостью, а особенно в сердце и в груди
