общего?
Отец медленно застегивал пуговицы на плаще и смотрел на меня. Растерянный, напуганный, будто провинившийся мальчишка, которого застали за совершением какой-нибудь пакости.
– Я не могу между вами разорваться, – наконец сказал он. – Но дело правда серьезное.
Будто я просила его разрываться между мной и кем-то еще… Но все-таки обиженным голосом произнесла:
– Ты почти дома не бываешь. Я всегда одна! За окном уже темно.
Отец не умел проявлять любовь, но все-таки подошел ко мне и неуклюже приобнял. Иногда мне казалось, что он сам в шоке от того, что у него такая взрослая дочь. Вряд ли мои мама и папа вообще планировали стать родителями так рано. Я появилась в жизни отца, когда ему едва исполнилось девятнадцать лет.
– Вера, ты умница. Обязательно найдешь, чем себя занять дома.
– Угу, – проворчала я, вдыхая горький аромат мужского одеколона.
Отец выпустил меня из объятий, рассеянно чмокнул в макушку, схватил со шкафчика ключи от машины и, по привычке щелкнув по выключателю, выскочил в подъезд. А я осталась одна посреди темного коридора. Только из моей комнаты сквозь дверную щель проглядывал свет. А из открытого на кухне окна доносился шорох машин.
Я так и простояла где-то с минуту, решая, существенно ли теперь изменится моя жизнь. Уже в эту пятницу отец меня «кое с кем» познакомит. А если она стерва? А если решит переехать сюда?..
В задумчивости не сразу расслышала, как завибрировал телефон. Бросилась в спальню, чтобы успеть ответить. Снова беспокоил неизвестный номер.
Я решила сбросить вызов. Зачем Соболь звонит так поздно? В том, что это она, я ни капли не сомневалась.
Телефон снова загудел. Тогда я все-таки приняла вызов и прислушалась. Сначала раздалось невнятное шебуршание, а затем кто-то тяжко вздохнул.
– Алло? Кто это?
Послышался странный щелчок, и в трубке заиграл траурный марш Шопена. Запись шипела и кряхтела, будто звучала со старой пластинки.
– Какая же ты дура! – проговорила я в трубку и отключилась.
Оксана давно с головой не дружит. И Ирка была права: это именно Соболь выжила из нашей школы беднягу Наташу. Испорченная косметичка и заточение в душе – это еще не самое страшное. Третьякова не в курсе, что Соболь вместе с какими-то девицами не из нашей гимназии подкараулила Сухопарову после уроков и пригрозила распустить самые грязные выдуманные слухи о Наташе и Кузе, если та от Макса не отстанет. Но Сухопарова – тихая девчонка. Конечно, она испугалась. А вот я себя в обиду не дам, пусть только попробуют сделать что-то подобное.
Телефон снова завибрировал. На сей раз на экране высветился номер Ирки.
– Я поговорила с мамой по поводу лагеря! – выпалила подруга.
– Класс! – не сразу отозвалась я, все еще обдумывая дурацкие поступки Соболь. – Отпустят тебя?
– В том-то и беда… – замялась Ирка.
– Что такое?
– Без Даньки меня мама в лагерь не отпустит.
– Бли-ин, –
