спасение её дитя будет стоить ей жизни, туман вызван не этим. Я вижу размытый образ ребёнка, выпавшего из моих рук. Вижу руки, такие тонкие, с такой белой кожей, что сразу понимаю, что они не мои. Кажется, что это я держу ребёнка, но на самом деле это Эвия. Я смотрю её глазами, хоть и не представляю, как я попала в её тело. Внутри меня всё разрывается на части, боль просто невыносима, и мне приходится опуститься на землю, чтобы не упасть. Я едва могу дышать.
– Зойла, ты в порядке?
Эвия присаживается передо мной, и я смотрю в её черные глаза, ища избавления от того, что убивает меня изнутри. Я заглядываю ей в голову, и образы бабушки Арисии и папы смешиваются с ребёнком. Эта невыносимая печаль принадлежит ей. Эвия горюет, потому что, чтобы спасти ребенка, ей придётся причинить боль тем, кого она любит, и она боится, что её близкие не позволят ей сделать этого. Я не могу её винить. По крайней мере, не так сильно, как она винит себя. Её чувства причиняют мне боль, такую сильную, что я не могу её вынести, я не хочу этого. Я прижимаю Эвию к себе, глажу её по спине, шепчу ей на ухо, прося не волноваться. Она плачет, а я продолжаю говорить. Мне хотелось бы иметь такой же гипнотический голос, как у Раймона или мамы, но я человек и могу предложить только человеческое утешение: солгать, сказать то, что она хочет услышать. «Всё будет хорошо, я помогу тебе». Её печаль медленно рассеивается, и когда я наконец могу мыслить ясно, то понимаю, что попалась в ловушку, и даже не знаю, устроила ли её Эвия, или же я сама.
Мы встаём и бесцельно бредём по дорожке. Шаги Эвии стали намного ровнее, спокойнее, чем когда я встретила её. А я чувствую себя выжатой, мои мысли замедляются, словно у старика, который только и ждёт, когда смерть схватит его за ноги. Эвия разговаривает со мной, пытается вложить слова в мою голову, но я блокирую её. Она считает, что мне легче говорить, потому что я человек, и я позволяю ей так думать. Она рассказывает мне какую-то легенду. Кажется, о каком-то Связующем звене. Я киваю, отвечаю односложно, смотрю на неё, не обращая внимания на слова, потому что меня заполнили пустота и страх неведомой для меня силы.
Когда эльфы поняли, что я исцелила дедушку, они пришли искать меня. В одной семье никогда не было двух целителей, тем более получеловека, поэтому Совет не знал, что со мной делать. Лиам и Герб убедили их позволить мне остаться дома с бабушкой при условии, что я вернусь, когда это будет необходимо. Взамен они запретили мне использовать мои способности, потому что не хотели, чтобы я вызывала подозрения у людей. Раймон позвал меня из леса, чтобы рассказать об этом, и на секунду мне захотелось, чтобы они заставили меня вернуться. Я не хочу уходить жить в лес и бросать бабулю, школу, свою человеческую жизнь, но есть Лиам и Раймон, бабушка и дедушка, Герб… Почему-то, если бы они заставили меня, если бы мне не пришлось принимать решение, я бы не чувствовала, что совершила ошибку. Теперь эта эльфийка просит меня о помощи, и я даже не знаю, согласится ли Совет, разрешат ли они мне это сделать, но я завидую её
