жилые дома, скорая, полицейские и пластиковая занавеска.
– Что-то случилось? – спросила Макико.
– Без понятия.
Мы вслушались. Оказалось, сегодня утром некий мужчина нанес студентке из района Сугинами ножевые ранения в лицо, шею, грудь, живот – в общем, по всему телу, – и сейчас она в реанимации в критическом состоянии. Через час после происшествия в полицейский участок неподалеку пришел с повинной молодой человек лет двадцати пяти. Его допрашивают на предмет причастности к преступлению. На протяжении всего репортажа в левом верхнем углу экрана висела фотография девушки, ее имя и фамилия. «Здесь еще остались свежие следы крови», – напряженным голосом сообщила репортер. Она то и дело оглядывалась назад, туда, где были натянуты ярко-желтые ленты с надписью «НЕ ВХОДИТЬ» и стояло несколько зевак, снимающих происходящее на телефоны.
– Ужас… – тихо проговорила Макико. – Вроде недавно было то же самое, тоже у вас в Токио?
– Да, было дело.
Действительно, недели две назад в мусорном баке парка Синдзюку Гёэн обнаружили фрагмент человеческого тела. Через некоторое время выяснилось, что принадлежал он семидесятилетней женщине, которую уже несколько месяцев не могли найти. Вскоре по этому делу задержали девятнадцатилетнего безработного, который жил неподалеку. Одинокая пожилая женщина и молодой парень… Конечно, СМИ все никак не могли успокоиться, выдвигая самые разные догадки насчет их отношений и мотивов преступления.
– Тогда вроде убили старушку? И потом расчленили.
– Да, и выбросили в мусорку в Гёэне, – подтвердила я.
– Гёэн? Что это за место?
– Огромный парк.
– И преступник – совсем молодой парень, – нахмурилась Макико. – А жертве семьдесят?
Она задумалась.
– Слушай… Они же с бабушкой ровесницы. Точно, бабушка Коми умерла как раз в семьдесят лет! – Макико ахнула, будто удивилась собственным словам, и широко распахнула глаза. – Он ее еще и изнасиловал?
– Похоже на то.
– Ужас какой. Просто не могу поверить… Она же как бабушка Коми. Так вообще бывает? – простонала Макико.
Если бы Макико этого не сказала, я бы забыла о той трагедии так же легко, как и вспомнила, но теперь мысли о ней не шли из головы. Бабушка Коми. К своим семидесяти она выглядела совсем дряхлой. Конечно, рак и больница никого не молодят, но я помнила бабушку и до этого, и в моей памяти она всегда была старушкой. Начисто лишенной какой бы то ни было эротичности: эротика давным-давно ушла из ее жизни. Нет, бабушка точно была старенькая. Я не знаю, как выглядела убитая: бывает, что люди кажутся моложе своих лет. Разумеется, она и моя бабушка Коми – совсем разные люди. Но все равно, зная, что обе умерли в семьдесят лет, я не могу их не сравнивать. А стоит сравнить, как слова «изнасилование» и «бабушка Коми» вдруг становятся рядом. Как же это все… дико.
Наверняка та женщина даже представить себе
