задействующих аппетитивные влечения (жажду, голод, вожделение, привязанность, заботу, дружбу), и распознаванием ситуаций, требующих эмоциональных реакций, таких как радость, страх, злость и сострадание. Эти принципы, которые, как отмечено выше, легко распознать у млекопитающих, обнаруживаются в истории живого повсюду. Очевидно, что естественный отбор и передача генов вносят существенный вклад в формирование подобных способов реагирования в социальной среде, создавая основу для человеческого культурного разума. Действуя совместно, субъективные чувства и творческий разум порождают культурные инструменты, которые служат потребностям нашей жизни. Если это так, то человеческое бессознательное и впрямь уходит корнями в древнейшие формы жизни, причем куда глубже и дальше, чем могли вообразить себе Фрейд или Юнг.
Из жизни общественных насекомых
Теперь подумайте вот о чем. Небольшое количество видов беспозвоночных – точнее, всего 2 % от всех видов насекомых – способно на социальные формы поведения, соперничающие по сложности со многими социальными достижениями человека. Знаменитые примеры – муравьи, пчелы, осы и термиты10. Их генетически заданные и негибкие обычаи обеспечивают выживание группы. Насекомые рационально разделяют труд внутри нее, чтобы справляться с проблемами поиска источников энергии, преобразовывать их в продукты, полезные для жизнедеятельности, и управлять потоком этих продуктов. Они даже меняют количество рабочих, которым поручены конкретные функции, в зависимости от доступности источников энергии. Они совершают выглядящие альтруистическими поступки, когда от них требуется самопожертвование. Сооружают в своих колониях гнезда, удивительным образом спроектированные по законам градостроительной архитектуры и обеспечивающие эффективное убежище, организацию транспортных потоков и даже вентиляцию и удаление отходов, не говоря уже об охране матки. Я бы, пожалуй, не удивился, если бы эти насекомые овладели огнем и изобрели колесо. Их трудолюбие и дисциплина служат вечным укором правительствам наших ведущих демократий, особенно с учетом того, что эти создания обрели сложные формы общественного поведения благодаря своей биологии, а не школам Монтессори или колледжам Лиги плюща. И однако, несмотря на то, что эти удивительные способности появились у них целых 100 млн лет назад, муравьи и пчелы – по отдельности или всей колонией – не скорбят из-за утраты сотоварищей, когда те исчезают, и не задаются вопросами о своем месте во Вселенной. Они не задумываются о своем происхождении, а тем паче о своем будущем. Их с виду ответственное, социально успешное поведение руководствуется не чувством ответственности перед собой или другими и не философическими размышлениями о том, каково это – быть насекомым. Оно направляется тяготением их потребностей в жизненном регулировании; эта “гравитация” воздействует на нервные системы насекомых и порождает определенный репертуар
