утро, – сказал я довольно спокойно, – не часто вас здесь увидишь.
– Доброе, доброе. – выдыхая, готовясь к разговору, говорил начальник. – Знаешь, такое вот дело. Я понимаю, работать исключительно ночью трудно, постоянно тянет ко сну, но правила для всех одни.
Всем нутром чувствовался вердикт. Я повернулся к кассе, где стоял коллега, протирая столы за мной, а уши его шевелились в любопытстве.
– У тебя весела свора штрафов, – продолжав начальник, пролистывая листы, – опоздание на полчаса, час, два. Всё это составило внушительную сумму.
– Я понимаю, – зачем-то перебил его я, почёсывая сальные волосы.
– И никто не даст соврать, – не смутившись моей наглости, продолжал начальник, – ты хороший работник, которых редко найдёшь, готовых трудиться во вред себе. Только вот есть ещё один пункт в правилах: первые три опоздания – взымается штраф. На твоём счету их восемь. А далее увольнение.
Наконец владелец перестал перебирать злосчастные листы, где было прописано содержание о моём уходе, а у меня, после слова «увольнение», по лицу протекла довольная улыбка. Сам не понимал, почему. Я прикусил нижнюю губу, чтобы хотя бы изображать грусть, кратко кивнул ему и потянулся за листами.
– Увольнять сотрудника перед новым годом наверняка самоубийство, слишком радикально. Тем более ночного
Я смотрел на заочно бывшего коллегу, понимая, что всё намного сложнее, чем то, что преподносили мне сглаженными углами. За мной числились не только опоздания, но и порядком жалоб от посетителей и коллег. Наверняка были просмотрены камеры видеонаблюдения.
– Хорошо, я подпишу, – избегая скандалов и ссор, я протянул руку к документам.
Начальник осмотрелся, выдохнул, и передал мне листы с ручкой. Без зазрения, я подписал их. В последний раз проходя через дверь персонала, я выложил свою форму и старался как можно быстрее удалиться отсюда.
– Выплата тебе придёт раньше, за день до нового года, – сказал мне начальник, но я уже не слушал его.
Что-то внутреннее заставило меня убраться с этого места. Я жаловался самому себе на монотонность и рутину здесь, поэтому продолжать меня не тянуло. Выйдя на улицу меня пощекотал влажный воздух, ложно напоминающий весенний, где тебе неволей приходит мысль о начале чего-то нового. Чихнул автобус, останавливаясь возле выхода. Я прошёл к нему, разглядел номер маршрута, но в нём было что-то непривычное.
Наверно так казалось потому, что ПАЗ выглядел свежим, только что выпущенным с завода и выехавшим в свой первый рейс. Вдруг двери распахнулись, маня меня зайти. Я посмотрел на бывшего коллегу, стоявшего за прозрачной дверью. Он улыбался и махал мне, нагоняя больше жути.
Прокатившись по привычному маршруту, но без запаха масла в салоне, подогреваемый неожиданно работающей печкой, я оказался в своей квартире, где ждала писклявая тишина с бурчащим холодильником. Сухие глаза
