Всегда, когда он собирался говорить с кем-либо на волнующие его сердце темы, на него накатывал кашель.
– Я слушаю тебя, Николай, – спокойно произнес мастер.
– Если бы вы, Осип Евгеньевич, скажем так, в один ничего не предвещавший день потеряли бы вот эту прекрасную мастерскую…
– Это как это так «потеряли»? Что это ты городишь такое?
– Ну, скажем поджег ее кто-то, к примеру, или чиновники потребовали бы отдать ее державе для чего-нибудь, или, скажем, прошелся бы ураган и снес здесь все, но вы бы при этом остались живы. Понимаете? Вы живы, но у вас, грубо говоря, ничего не осталось.
– То что же? Ну не осталось… Я, так сказать, жив, а мастерской нет. Так, ну и что же?
– Смели бы вы начать все с чистого листа и заново строить подобную мастерскую, искать рабочих, самому на ноги вставать, м-м-м, Осип Евгеньевич? – Николай сжал обе своих руки в замок.
– Вон это какой вопрос ты мне задал, значит… – Осип Евгеньевич сделал задумчивым лицо свое.
– Да, и мне очень интересно было бы узнать ваше решение, случись все действительно так.
– Если моя сообразительность мне не изменяет, то ты, кажется, хочешь мне сказать таким образом, что сомневаешься в том, стоит ли тебе жизнь свою налаживать, заново укрепляться, дальше идти? Меня об этом ты спросить хочешь?
Николай на слова Осипа Евгеньевича даже опустил голову и, казалось внешне, ушел в себя.
– Я, Осип Евгеньевич, советоваться привык с людьми, коим доверяю… Собственно, да, в какой-то степени верно вы поняли меня. В замешательстве нахожусь я последние несколько дней.
– Пойми ты, – Осип Евгеньевич вдруг резко поднялся и ближе подошел к сидящему Николаю. – Если взять лягушонка. Ну, представляешь себе лягушонка? Так вот, если взять его с «прекрасного» для него огромного болота, тем самым лишая дома да крова, и бросить в кувшин с растопленным маслом тонуть, то он, разумеется, и так уже потерявший все на свете, может сдаться и потонуть в масле. Но если… Если! Он начнет барахтаться, работать, стараться, стараться и стараться, в конце концов и то масло взобьет, что тоже неплохой работенкой считаться будет, и жизнь свою спасет, и выпрыгнет из этого кувшина, и найдет себе лучшее болото.
– Если же не найдет… Что тогда? – Николай тоже встал и взглянул прямо в глаза мастеру.
– Ты думаешь, что не найдет, а я уверен, что найдет, поскольку лягушонок тот, ой, не пропащий на этот свет уродился. А если бы лягушонок этот принялся пищать другому, утопающему лягушонку, будет ли тот пытаться в масле барахтаться или нет, стало быть, если бы тот ответил ему: «Нет, помирать буду», – то и наш лягушонок послушал бы и помер? Да что же это за лягушонок-то такой, который вместо того, чтобы действовать, спрашивает у других, стоит ему жить али не стоит? – так же глядя в глаза Николаю, проговорил Осип Евгеньевич.
– К чему эти сказки?! – воскликнул Николай. – Я просто задал вам определенный вопрос, а взамен услышал притчу.
– Э-хе,
