нечто настолько серьёзное, верно? Считаешь, что это – нормально. Повезло, что тот сержант не стал подавать жалобу, и это не прошло дальше его личного доклада мне. Об этом знаем только ты, я и он. Но мы решили дать тебе возможность передумать. В суде бы тебя за такое приговорили к большому сроку строгого режима.
На тот момент все в стране понимали – зачем приняли закон о понижении возраста совершеннолетия. Чтобы призвать в армию больше парней и как был уверен Громов, сбыть на пушечное мясо китайцам. Но он не хотел служить. Хоть ради этого и пришлось бы отсидеть срок в тюрьме. Предпочёл бы попасть за решётку, но к своим знакомым, воровским (как он думал) законам. А не чистить книтазы, маршировать на плацу весь день напролёт и не сметь вякнуть что-то в протест командиру. Не говоря уже о том, что он совершенно не считал себя в долгу перед родиной. И сдохнуть, как собака, на чужой земле, сражаясь вот за таких, как Растиславов, отсиживающих полные и шелковистые задницы, ради самой земли, которая, как он был уверен, ничего толкового ему не дала, считал ниже своего достоинства. А в тюрьме ничего подобного нет. Там свои законы. По крайней мере, он так думал.
– Я же не хочу засадить тебя. У меня и нет таких полномочий. Я не имею права перевести тебя в камеру хуже, чем сейчас, не имею права запретить тебе получать передачи. Я никак не могу сделать тебе что-то плохое. Наоборот – хочу тебя вытащить. За каким тебе нужна эта судимость?! Ты ведь, когда выйдешь, вообще не сможешь устроиться ни на какую работу. Потому что к тому времени война, скорее всего, уже закончится и страна будет должна снова ввести в общество вернувшихся ветеранов.
Растиславов повернулся на стуле в сторону, достал из шкафчика, стоявшего левее стола пару стаканов. Затем взял графин с водой, стоявший на подоконнике. Всё это он поставил на стол.
– Им всем будет предоставлена специальность и тогда все места, даже с тяжёлой работой и маленькой зарплатой, будут заняты. И ты окажешься просто выброшенным из жизни. Ну, ни к чему тебе отправляться в тюрьму! А суд отправит тебя именно туда. Колонии уже давно упразднили, почти всех охранников-мужчин перевели в военные и отправили на фронт.
Растиславов разлил воду по стаканам. Один из них пододвинул к Громову, но тот лишь бросил взгляд на воду, хоть пить ему и хотелось.
– Остались только тюрьмы, притом строгого режима. Потому что там не нужен очень большой контингент охраны. Для ребят твоего возраста, поскольку вы уже признаны совершеннолетними, отдельных тюрем не строят. Все сидят вместе. Там все заключённые просто закрыты под замком. Из камер практически не выпускают. Ты всегда под надзором. И там собрали такое отрепье!.. Твоих сверстников почти нет – только здоровые кабаны. Маньяки-убийцы, грабители, наркоманы, насильники…
– Ну, начальник – не парь. Зона4 нам – дом родной.
– А вот это попросту глупо. Уже давно прошли времена старых тюремных понятий. Сейчас там такого нет. И даже тогда эти законы соблюдались ворами только когда им самим было это удобно. Я тебе точно говорю. Уже давно, для так называемого
