Письма к Луцию (Об оружии и эросе). Эмилий Сабин Луций

Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Письма к Луцию (Об оружии и эросе) - Эмилий Сабин Луций страница

Письма к Луцию (Об оружии и эросе) - Эмилий Сабин Луций Античная библиотека. Литература

Скачать книгу

s et amoribus». «Письма» Луция Сабина написаны одновременно с подготовкой его исторического труда, став в определенном смысле «дополнением» к последнему. И действительно, кое-где в «Письмах» проскальзывают наблюдения и рассуждения исторического характера. Конечно же, это – только тень истории. Однако одно из преданий о Фалесе Милетском (вошедшее в историю математики) гласит, что ученый вычислил высоту пирамиды по ее тени, дождавшись того часа, когда высота человека совпадает с длиной его тени.

      Письма «Об оружии и эросе» – не попытка осмысления истории. Это своего рода отображение истории через две дополняющие друг друга и переходящие друг в друга стихии – через оружие и эрос. Восприятие исторических событий, как и всей жизни вообще, у Луция Сабина происходит главным образом через историю оружия вообще и историю гладиаторского искусства в частности, т. е. через оружие («объективный план»). В некотором смысле это восприятие происходит и через любовные (в широком смысле) переживания автора писем – то, что сам он называет стихией эроса («субъективный план»).

      Письма «Об оружии и эросе» написаны на фоне бури, пронесшейся по всей Италии – из ее середины, изнеженной Кампании, к суровым северным пределам – Альпам, затем (так и не достигнув Альп) обратно к ее южной оконечности, стремясь взорваться новым восстанием на Сицилии, а оттуда – снова внутрь Италии, где эта буря как бы исчерпалась, хотя отголоски ее продолжали греметь в разных областях еще, по крайней мере, десять лет.

      Речь идет об одном из самых ярких в истории человечества восстаний – восстании Спартака, уже само имя которого стало почти символом понятия восстание. Это было нечто, грозившее ниспровергнуть не только Рим, но и сами основы всего тогдашнего мироздания – весь порядок античного мира. Таковым восстание Спартака осталось в восприятии (если не в историографическом, то, по крайней мере, в эмоциональном) двух последних веков европейской истории. Восстание Спартака стало совершенно особым взрывом в римской истории, в ее величайшую эпоху – эпоху гражданских войн, «накануне» возникновения таких величайших в мировой истории феноменов, как Римская империя и христианство.

      Этот взрыв составляет не только фон, но и некую объективно существующую среду, в которой писались и неизвестные нам изыскания Луция Эмилия Сабина из истории оружия и сами его «Письма». Однако этот сборник не случайно посвящен оружию и эросу. Автор «Писем» искренне увлечен поисками древнего и вообще необычного оружия и, кроме того, самозабвенно влюблен во влюбленность, а потому весь победоносный ход враждебного ему восстания – от низвержения гладиаторов с Везувия до битвы при Мутине – проносится на протяжении написанных на юге Италии «капуанских» «Писем», словно полет молнии, словно некий молниеносный удар меча или молниеносный удар эроса. И другие ключевые моменты Спартаковского восстания – поход на Сицилию и последовавший за ним прорыв через ров, прорезавший Калабрию, и продолжение восстания уже после его поражения, «рассыпавшегося множеством малых и неуемно жадных новых пожаров», – тоже получили свое выражение в «Письмах», став своего рода «фоном» к их эротизму. А потому, как их автор, действительно, жил, осмысливая и переживая и ars gladiatoria и ars amatoria, восстание, полыхавшее в Италии, заставляло пылать его эротизм еще сильнее.

      Если посмотреть на текст Писем с точки зрения отображения «внешнего мира» – отношения к истории, восприятия истории, в них явно прослеживается усиление, «нарастание» историзма. При этом постоянно нарастает и ощущение стихии эроса: эротизм здесь тоже следует линии crescendo. Таким образом, дополняют друг друга уже не две, но три стихии – оружие, эрос, история.

* * *

      «Да поможет нам обоим свет, сияющий в нашем имени, Луций»…

      С такими словами обращается некий неизвестный (или почти неизвестный) из античных источников1 римлянин по имени Луций Эмилий Сабин к своему другу – одному из самых выдающихся римлян не только своей эпохи, но и всей римской истории, одному из вечных символов Рима – Луцию Лицинию Лукуллу.

      Впрочем, именно по причине этой известности о Луции Лукулле и необходимо сказать несколько слов. У читателя, имеющего самое поверхностное представление об античности, имя Лукулла ассоциируется со знаменитыми Лукулловыми пирами. Читатель, которому римская древность ближе, вероятно, помнит, что, наряду с Лукулловыми пирами, не менее известными по тем временам были Лукуллова монета, Лукулловы сады, Лукуллова библиотека.

      Самое раннее из упомянутых явлений – «Лукуллова монета». Такое название получили деньги, чеканившиеся на Пелопоннесе во время разгрома Греции, учиненного Суллой. Чеканить деньги из награбленных сокровищ Сулла поручил Лукуллу, по-видимому, принимая во внимание, по крайней мере, два из присущих последнему качеств, необходимых в столь важном деле и при столь сложных обстоятельствах, – несомненную порядочность (естественно, в определенных пределах) и практический склад ума. Впрочем, несмотря на то, что в античности Лукуллова монета ассоциировалась именно с именем Луция

Скачать книгу


<p>1</p>

Можно предполагать (но только предполагать) тождество автора «Писем» с неким Сабином, другом Цицерона, о котором упоминает в «Жизнеописании Цицерона» Плутарх (25, 1). Однако упоминаний об этом Сабине в произведениях самого Цицерона нет, как нет упоминаний там упоминаний и о недруге Сабина – подзащитном Цицерона Мунации (опять-таки, предположительно Клуенции).