технологический институт.
Эдуарду же предстояло проучиться ещё один год в школе.
Когда же через год я приехал домой на первые студенческие каникулы, с Эдиком мы разминулись, ибо теперь поступать уехал он. Увиделись мы только в самом конце лета, когда он вернулся из Тбилиси со справкой о зачислении на физико-математический факультет Тбилисского университета. В тот год в разные вузы Тбилиси поступили Ованес и Виктор.
Студенты обычно на каникулах собираются под сенью родительского крова в благодатном нашем курортном городе, но в студенческие годы летом я почти не встречал ни Эдуарда, ни его друзей. Это было немного странно, но тогда популярным у молодёжи делом было участие в студенческих строительных отрядах. Записывались в них обычно в поисках романтики, ребят привлекали новые края, жизнь в палатках, песни под гитару у костра, да и деньги, достаточно приличные, можно было заработать на стройках где-нибудь в Сибири или на Байкале. И в конечном итоге я предположил, что и троицу моих друзей увлекла жажда перемен, волнующих открытий, тяга к приключениям.
Так сложилось, что пути наши разошлись надолго.
За стенами аэропорта творилось нечто невообразимое. Уже несколько часов подряд сильный дождь, почти ливень неиссякаемым монолитным потоком низвергался с небес и, судя по всему, не думал прекращаться, периодически атакуя крыши домов некрупным, к счастью, градом. Там, наверху, в невидимых небесах, что-то ворчало и стучало в огромный барабан, время от времени здания сотрясались от мощных раскатов, сопровождаемых яркими вспышками, будто поблизости била крупнокалиберная артиллерия.
Улететь из КавМинВод в ближайшие часы было делом совершенно нереальным. И факт этот представлялся мне крайне печальным. Командировка в Кисловодск завершилась, мы с моим шефом Михаилом сидели в аэропорту с утра в лёгком похмелье после вчерашних проводов, устроенных принимающей стороной, без денег, если не брать в расчёт мелочь на метро в наших карманах (в те годы авиапассажиров бесплатно возили на автобусах от московских аэродромов до городского аэровокзала).
А тут ещё этот нескончаемый ливень, полное отсутствие информации, переполненный пассажирами гудящий зал ожидания, острое чувство голода, да ещё и «сушняк» во рту. Людей спасал буфет, у предусмотрительных был при себе сухой паёк, все вокруг что-то жевали и чем-то запивали, для нас же ситуация складывалась почти по Высоцкому: «Мимо носа носят чачу, мимо рота алычу».
Дождь начал стихать только к полуночи, прекратилась и небесная канонада, но это ничего не значило, ибо аэропорт всё еще был закрыт, следовательно, наши мучения продолжались.
Я пытался, сидя в жёстком металлическом кресле, принять мало-мальски удобную позу, отгоняя назойливые видения тарелок и блюд с разнообразной едой, возникающих с пугающей реальностью, стоило только опустить веки. У меня это почти получилось, я засыпал, когда уши мои уловили чей-то негромкий разговор.
Не
