«Давно у меня не было такой внештатной ситуации. Ну, да ладно, пронесло. Вчера, конечно, перебрал, потому и не проследил за погрузкой самолёта». И, обращаясь к нам, сказал: «Поставил на автопилот. Через час разбудите». Поменяв рубашку, сразу уснул как убитый. Пару слов о внештатной ситуации. Борис – лётчик-истребитель. Он отвечал за машину и себя лично, а в самолёте находилось ещё трое. Валера мне говорит: «Пошли в хвост, что-то покажу». Вижу, дверь приоткрыта. Валера говорит: «Это я открыл и заклинил её, чтобы не закрывалась, а тут я положил два проверенных мною парашюта, поставленные на всякий случай на автоматическое открытие. Вот сумка с водой и едой. Если что, выходим, не прощаясь». Сейчас пишу и вижу в этом юмор, а тогда это было всерьёз. Описываю этот случай и улыбаюсь, но во время взлёта было не до смеха. Всего во время этого сбора я сделал пятьдесят прыжков.
Весь сбор я прыгал с парашютом, бегал кроссы с серьёзной травмой ноги, так как до сборов я повредил левую ногу. Как потом оказалось – трещина пяточной кости, но о травме я узнал, проходя медосмотр в военном госпитале Ташкента. Врач заметила, что я прихрамываю на левую ногу и заставила сделать рентген. Показала мне снимок и объяснила, что с такой травмой категорически прыгать нельзя. Мне удалось её уговорить. О травме я сказал Жарикову. Он говорит: «Ты сам выдержишь? Ведь это не бег. При приземлении нагрузка в разы больше». Я сказал, что выдержу. Слава вышел и принёс красивые, белого цвета ботинки со специальными супинаторами. «Это мне американский парашютист подарил, граф Фортенберри. Погиб во Вьетнаме». Я одел, попрыгал – нормально, а супинаторы я вкладывал в кроссовки для бега. Конечно было больно, но терпимо. Подробно о том, как я приземлялся я говорить не буду, чтобы не повторяться. Но кое-что расскажу. Один раз во время прыжка у меня перехлестнуло стропы парашюта. В этом случае надо перерезать стропы или делать отцепку от основного парашюта. Открыть запасной и на нём приземлиться. Но я прыгал с высоты шестьсот метров. За секунду парашютист пролетает в свободном падении пятьдесят метров. Я прыгал с задержкой открытия парашюта – пять секунд. Когда парашют открылся, оставалось до земли триста пятьдесят метров. Да я и не сразу понял в чём дело. Меня начало крутить. Так как стропы были закручены скорость падения была выше. оставался вариант отцепки, но я этого никогда не делал, хотя из истории парашютного спорта известны случаи, когда делали отцепку на высоте сто пятьдесят метров, но это делали профессиональные спортсмены. Один из них, наш спортсмен Алексей Ячменёв сделал отцепку на высоте сто метров, а парашют раскрылся полностью на высоте восемьдесят метров от земли. Эту высоту определили по приборам. Но я не Ячменёв. Меня понесло на ангары, протащило по крыше, и я упал левым боком на вспаханное поле. Может показаться, повезло – не на асфальт, но всё было несколько хуже, чем вы думаете, уважаемый читатель. Стоял март месяц. Ночью температура бывала до нуля и ниже. Комья земли после вспашки стояли углами. Меня протащило по ним метров десять.
