метрополитен – территория победившего безразличия. Чтобы тебя там заметили, нужно быть кем-то совершенно особенным. Я видела, как в общей массе апатичных пассажиров бесследно терялись Человек-паук в парадно-боевом костюме и Дед Мороз со Снегурочкой. Однажды даже сама морально поддержала Дракулу, на которого никто не обращал внимания, попросив разрешения сфотографироваться с ним.
Видели бы вы, как он обрадовался! И после нашего селфи еще минут десять доверительно рассказывал мне, как подыскивал подходящие вставные клыки и красил черной тушью розовые эльфийские уши, превращая их в вампирские: делился секретами, пока не вышел на «Площади Восстания».
С тех пор Колян, присутствовавший при том, всякий раз на этой станции повелевает мне и сыну с прекрасным трансильванским акцентом: «Восстаньте!»
Хотя и на это никто не обращает внимания.
– Дама напротив читала книжку, на задней обложке было ваше фото, – объяснил бородач. – Вы писатель, да?
– Да. – Я расплылась в улыбке, но как следует порадоваться мне не дали.
– А я муж писателя. – За плечом бородатого вырос Колян и навис отчетливо угрожающе. – И боксер!
– С чего это вдруг ты боксер? У тебя разряд по плаванию, – сердито зашипела я, поскольку потенциальный поклонник моего творчества исчез так быстро и бесследно, словно стал Человеком-невидимкой.
– А ты знаешь, какой мощный хук у кролиста? Причем с обеих рук. – Супруг бесцеремонно забрал у меня стаканчик, понюхал его содержимое, сказал: – Фу, гадость какая! – и залпом выпил вино.
– Ты помешал беседе, – попеняла я ему. – Я бы расспросила аборигена о краже Васиного портрета…
– А я уже все узнал. – Муж горделиво расправил плечи. – Один чудик – в смокинге – жаловался другому – в простыне – на какого-то третьего, которого с ними не было. Того зовут не то Печенкин-Бенуа, не то Почкин-Растрелли, очень затейливо. Точное имя я забыл, запомнил только принцип: сначала какой-то ливер, потом что-то очень культурное.
– Короче, Склифософский! – Между нами сунулась озабоченная румяная физиономия: на редкость вовремя явилась Ирка.
– Короче, этот третий хотел купить картину Кружкина у какой-то Худмузы – не знаю, кто это…
– Худая муза? – предположила Ирка и поморщилась.
Сама она попышнее муз Рубенса и Кустодиева и худобу не одобряет в принципе.
– «Художественная муза», – расшифровала я. – Сокращенно – Худмуза, галерея такая на Ваське.
– На Васильевском острове, – сам расшифровал Колян. – А не оттуда ли свистнули ваш портрет?
– Оттуда! – Мы с подругой переглянулись.
– Чудик в смокинге как раз злорадствовал, что ту картину Селезенкину-Монферрану не продали!
– И тогда он ее стырил! – воодушевленно заключила Ирка и завертелась, озираясь: – Так, где Василий? Надо, чтобы
