дня я в один краткий миг мог обозреть оттуда всю вселенную. Зрелище поразительное! Творения Господа изумительны!
– Вот, – говорит он, – всё это дано под власть мою, а я желаю отдать это тебе. Если поклонишься мне. Чего проще.
– Нет, – отвечаю, – не во власть тебе дано, а только можешь пользоваться. Можешь даже разрушить. Чего проще. Но я буду поклоняться лишь Господу.
Но и тут не отстает от меня. А берет и возносит на кровлю высокого храма.
– Вот, чтобы тебе, – говорит, – наверняка знать, что ты сын Божий: бросься вниз, пусть ангелы Господни послужат тебе. Они подхватят, чтобы ты не разбился.
Когда смотрю туда – вниз, на горячую от солнца мощеную площадь у меня перехватывает дух, холодеет в груди. Стоя у края, носками чувствую край бездны.
– Может, и так, – отвечаю, – но разве ты не слышал: не испытывай Господа твоего?
– Ну хорошо, хорошо, дорогой мой, – соглашается он тоном утомленного пустым спором мудреца, – что же нам толковать о вещах, которые могут оказаться лишь плодом нашего воображения! А тем более, в них верить…
И правда, может быть, я начинаю бредить? Может быть, он сам и всё, что сейчас происходило со мной, лишь плод моего воображения? Что настоящее? Мои чувства мимолетны. Что есть истина? Что реально?.. Так уж это важно? Я ищу Благодать. Без благодатного чувства всё в человеке, и вокруг него, мертво, как этот бесчувственный камень…
Тогда говорю ему:
– Отойди, сатана!
И он тут же исчезает.
Я снова дома. У соседей свадьба, собралась вся улица, мы, конечно, тоже пришли. Праздник в самом разгаре, когда неожиданно кончается вино. За столами неловкое замешательство. Гости разочаровано переглядываются, бедные хозяева так смущены, что готовы провалиться сквозь землю.
– Господи, – вдруг простодушно шепчет мне мама, – вино-то у них кончилось! – И смотрит умоляюще. Добрая душа, как будто ни секунды не сомневается, что я смогу и, конечно, сделаю так, чтобы праздник, особенно для жениха и невесты, не был испорчен.
Удивленно говорю ей одними губами:
– Что ты, ведь мое время еще не пришло!
Но она уже подзывает прислуживающих за столом и, кивая на меня, тихо, но твердо распоряжается:
– Просто сделайте, как он скажет!
Тогда я велю им пойти набрать в кувшины воды до краев и поставить на стол. Так они и поступают.
Один из гостей берет кувшин и делает глоток, и тут же изумленно ахает:
– Надо же! В жизни не пил такого прекрасного вина!
Вслед за ним и другие начинают пробовать и хвалить вино. Праздник продолжается. Мама опускает глаза и тихо улыбается неизъяснимому, только ей ведомому превращению. Раньше я был для нее «дитя мое», а теперь – «Господи, Господи». Кроме нее, никто не понимает, что происходит.
Как же я обожаю такие ясные денёчки! Такие теплые,
