потрескавшегося и почерневшего от времени забора. Тут же под старой черёмухой приткнулись лавочка и столик. Они поблескивали на солнце своими отполированными досками, как бы говоря, что ими часто пользовались.
Во дворе залаяла собака, залаяла незлобно, но настойчиво, извещая хозяина о посторонних. Пока ребята выгружались, разглядывали местность и постройки, навевающие мысли о глубокой древности, появился хозяин. Он возник из двора тихо, словно тень. Морщинистое, тёмное от вечного загара лицо, излучало спокойствие и внутреннюю сосредоточенность. Одет был традиционно по-крестьянски: серая рубаха на выпуск, обвисшие на коленях затёртые суконные штаны и галоши на ногах. За ним увязалась собачка. Она уже не гавкала, а приветливо махала хвостиком, бойко вертела головой и подчёркнуто облизывалась.
Обменялись приветствиями, познакомились. Евсей не удивился, что парни прибыли в эту глухомань знакомиться с таинственными явлениями. Скорее – обрадовался, что было видно по приветливым огонькам, мелькнувшим в его удивительно чистых глазах. Для старика-отшельника это была нечастая возможность пообщаться с людьми, тем более городскими. Поэтому он не стал их, в отличие от Кирьяна, пугать с порога, а пригласил в дом. На прощание Кирьян опять хитро прищурился, озабоченно повертел головой и, умело развернув лошадь с телегой, гикнул и укатил восвояси.
В доме, как и во дворе, было чисто и ухоженно.
– Тружусь целыми днями, – пояснил Евсей. – По-другому жить не могу. Молюсь ещё… – указал он на большую икону, украшенную расшитым полотенцем, помещённую традиционно в углу кухни. Впрочем, как потом разглядели гости, иконы висели на стенах и углах во всех комнатах, даже в чулане.
Евсей усадил ребят на лавках за широким столом и заходился разогревать чай на керосиновом примусе. За хлопотами не забывал задавать вопросы на самые разные темы: от цен на хлеб, курса доллара, до возможной ядерной войны с американцами.
– К тому, что творится у нас, могут и америкашки быть примешаны, – пояснял он интерес к войне. – А что? Проводят на нас опыты, как на кроликах. Рвётся, вон, на высотке, а от чего – понять не могут даже учёные головы: немало приезжало таких.
Далее он пересказал то, что уже слышали от Кирьяна.
– Говорят, – в паузе спросил Алексей, – у вас поселились молодожёны?
– Есть такие, – утвердительно кивнул Евсей, разливая чай в деревянные ковшики, – Петро и Галя с Украины. Непростые они: о себе ничего не рассказывают, а больше спрашивают. Но работящие: сарай под дом приспособили, держат огород, курочек, козочку… Ходят кругом деревни, возле высотки крутятся. Должно по делам, а может из любопытства… Кто их знает…
К чаю Евсей подал банку с земляничным вареньем. Начали пить, и разговор несколько сник. Алексей выглядел озабоченным, хмурым: на него опять нахлынули воспоминания – никак не мог избавиться от образа Леси, от ощущения её смерти. Гнетущая тяжесть не проходила…
