тебе с поклоном низким
Шлет Катулл, наихудший из поэтов.
Столь же самый плохой из всех поэтов,
Сколь ты лучше всех прочих адвокатов![13]
Было ли это стихотворение нечаянным откликом уязвленного сердца на обдуманную и тонко выстроенную казнь возлюбленной? И что содержат в себе эти строки – злобное ёрничество? Обиду? Или в них действительно выразилась горестная благодарность Цицерону, к которому Катулл «мог хорошо относиться за его речь “За Целия” против изменницы Клодии», как толкуют другие комментаторы?[14]
Ответ можно найти лишь вместе с ответом на главный вопрос. Кем была Лесбия для Катулла? В самом ли деле она когда-нибудь была его любовницей?
О да, конечно, он знал о ней многое! Это о ней и ее брате – об их кровосмесительной связи – он писал, называя Публия Клодия Лесбием, с такой мстительной желчностью:
Лесбий красавец, нет слов! И Лесбию он привлекает
Больше, чем ты, о Катулл, даже со всею родней.
Пусть он, однако, продаст, красавец, Катулла с роднею,
Если найдет хоть троих поцеловать его в рот[15].
Это ее, Лесбию, он так жадно разыскивал по «разнузданным кабакам» и находил ее там в родовитой «кабацкой своре» на коленях «паршивых кобелей», которые тешились с ней «все до одного», похваляясь своими ментулами, – Катулл же в припадке вдохновенного бешенства отвечал им буйными поношениями:
…с чего бы это только лишь у вас члены
и только вам дозволено всех малышек
перепереть, козлами посчитав прочих?
Ужели, если сотня или две сселось,
неостроумных, вместе вас, – мне две сотни
не отмужичить в одиночку сидящих?
Нет – лучше я и вдоль и поперек стены
кабацкие снаружи испишу бранью![16]
Это о ее поцелуях он писал с такой воспаленной страстью, мечтая, чтобы Лесбия подарила ему их столько же, «сколько лежит песков сыпучих / Под Киреною, сильфием поросшей, / От Юпитеровой святыни знойной / До гробницы, где Батт схоронен древний». Это на смерть ее ручного воробушка он слагал пародийно величественные эпитафии, поражавшие потом своей нежностью Марциала. Для ее забавы бросал в огонь «“Лет” Волюзия сраные страницы». Во славу ее красоты глумился над признанными красавицами Рима, среди которых была и любовница Мамурры Амеана:
Добрый день, долгоносая девчонка,
Колченогая, с хрипотою в глотке,
Большерукая, с глазом как у жабы,
С деревенским, нескладным разговором,
Казнокрада формийского подружка!
И тебя-то расславили красивой?
И тебя с нашей Лесбией сравнили?
О, бессмысленный век и бестолковый![17]
В истории этой любви было всё –
Перевод З. Морозкиной.
Сергей Шервинский, Михаил Гаспаров.
Перевод С. Шервинского.
Перевод М. Амелина.
Перевод А. Пиотровского.
