этот диалог, но любопытство взяло верх:
– Но ты же сказала, что у тебя нет детей.
– Больше нет. Юля погибла, когда ей было три года.
– О господи, прости, пожалуйста, я не знала. Мне очень жаль.
Внутренний голос внутри кричал: «Остановись, смени тему, остановись». Но неожиданно для себя я продолжила:
– Когда это случилось?
– Два года назад. Она погибла в аварии. Женя, мой муж, был за рулем. Водитель встречного грузовика уснул и врезался в нас на повороте. Женя не смог себя простить, не мог видеть меня. Я говорила ему, что он не виноват, что мы сможем построить новую жизнь. Но он как будто умер вместе с ней. У него потухли глаза, – мрачно рассказывала Света однотонным голосом.
Я понимала, что теперь прервать этот рассказ невозможно по этическим и по чисто человеческим соображениям. И Света продолжала:
– Поэтому мы развелись и разъехались. Он теперь живет в Новосибирске, а я уехала из Иванова в маленький город под Владивостоком, Арсеньев. Год там прожила, потом приехала в Петербург. Самое ужасное, что я была еще беременна. На последнем сроке. Он не выжил. Это был мальчик. В момент аварии я почувствовала, как он замер внутри меня. Я оглянулась на Юлю, она сидела в детском кресле. Я успела увидеть, как она опустила голову и ее зрачки расширились. Переломались позвонки, ничего нельзя было сделать.
– Прости меня, не стоило спрашивать. Мне очень, очень жаль, – с сочувствием и тревогой произнесла я.
– Это ты прости меня, – вздохнула Света. – Не подумала убрать фотографию перед твоим приходом.
– Не надо было ничего убирать, это твои вещи. Это был очень бестактный вопрос с моей стороны. Правда, извини.
– На самом деле мне приятно, что ты спросила и выслушала. Знаешь, я ведь не могу никому об этом рассказать, – горько улыбнулась Света. – Я поэтому и уехала из Иванова. Я работала там в детском отделении больницы, и когда это случилось, коллеги прекращали говорить о детях, когда я заходила в кабинет. Я понимаю, что они боялись сделать мне больно, но я чувствовала себя изгоем. Будто теперь, когда умерла моя дочь, разговоры о детях мне недоступны. Будто жизнь вычеркнула для меня право говорить о детях. Даже не о своих. – Закончив говорить, Света разрыдалась.
Я налила нам чай и весь вечер слушала ее воспоминания о дочери. О детском садике, о том, как Юля играла с куклами во врача, таская у Светы ее медицинские инструменты. О том, как они с Женей чередовали суточные дежурства в больнице, чтобы Юля не оставалась одна.
Я спросила, что случилось с тем водителем грузовика, который вылетел в их машину. Света сказала:
– Я уговорила суд его не сажать и сказала, что никаких претензий не имею.
– Света, как?! – возмутилась я. – Он же убийца! Он уснул за рулем, это его ответственность. Это буквально его работа – следить за дорогой и за своим режимом. Если он уставший вышел на смену, это преступление!
– Я понимаю. Но слушай, это был обычный работящий мужик. Ты даже не представляешь, сколько
