мамка, спровадив Люську на выгон, ушла на работу. Она работала няней в колхозных яслях. Глебушка остался под присмотром Гаврика, которому, в принципе, было наплевать на младшего брата. Гаврила усадил Глеба в инвалидную коляску и дал ему огромный шмат белого домашнего хлеба, политого пахучей олией – подсолнечным маслом, пахнувшим солнцем и мамкиными руками. Хлеб он посолил крупной солью. Соль прилипала к про- питанному маслом хлебу, и ее кристаллы переливались синим и белым цветами. Кушать хлеб было жалко: хотелось смотреть на эту игру света бесконечно. Без очков Глебушке было плохо. Весь двор расплывался, как в тумане. Расцветшие яблони, абрикосы, груши и вишни сливались в большое бело-розовое пятно. Но кри- сталлики соли на хлебе были видны очень хорошо. Правда, для того, чтобы их разглядеть, Глебушке пришлось поднести краюшку хлеба прямо к глазам.
–
Ротом
кушай,
а
не
глазами,
–
наставительно
сказал
Гаврик,
и
сел с учебником географии на свою раскладушку.
Гаврик был хороший. Глебушку, правда, он не особо любил. Про- сто уж больно взрослый был этот Гаврик. И красивый. Он оканчивал одиннадцатый класс. Шел на золотую медаль. Скоро должны были начаться выпускные экзамены, но Гаврик к ним не готовился. Он читал только учебник географии, потому что мечтал стать великим мореплавателем. Мамка говорила, что Гаврик – бабник, что девчата его до добра не доведут: либо какая-нибудь от него забеременеет, либо чей-нибудь батька ему рыло начистит. Глебушка не очень представлял, как это можно от Гаврика забеременеть. Это, как зараз- иться простудой, что ли? Он слышал от взрослых, что заражаются простудой, когда целуются.
–
Слыш,
Гаврик!
–
Чего
тебе,
малой?
–
Ты
с
Галькой
и
Райкой
не
целуйся,
понял?
И
с
Валькой
Ива-
нючкой
тоже.
–
Чего
это?
–
Гаврик
заложил
страницу
в
учебнике
цветком
вишни и с
интересом посмотрел
на брата.
–
Позабеременеваете
все
разом,
что
мы
с
мамкой
будем
с
вами
дураками
делать?
–
Не
боись,
обойдется,
