Тося. – Ну, знаешь… Когда у меня пудры нету, я могу и зубным порошком попудриться. Цацу из себя не корчу, как некоторые!
– Кончайте базар, – строго сказала Вера. – Слушать противно. А ты, Тось, просто удивляешь меня…
Тося топнула ногой и пропела:
Она всех вечно удивляла,
Такая… уж она была!
– Поэтесса! – фыркнула Анфиса. – Пушкин в томате!
– Как умею!.. – обиделась Тося и злопамятно посмотрела на ехидную Анфису.
– Тось, ты уроки сделала? – поспешно спросила Вера, чтобы помешать новой стычке.
– А нам, мама-Вера, кажется, не задавали… – схитрила Тося и стойко выдержала сомневающийся Верин взгляд.
– То-ося!
– Ох и надоели вы мне все! Зря я в вечернюю школу поступила… – не в первый раз пожалела Тося, но послушно достала из тумбочки учебники и тетрадки и села за стол.
Она зло полистала учебник, нашла нужную задачку, по школярской привычке сразу же заглянула в ответ и скорчила кислую мину, не зная, как ей этот ответ заполучить. Тишина – редкая гостья общежития – ненадолго установилась в комнате. Анфиса вернулась к зеркалу, а Вера снова легла на свою койку-гамак и уткнулась в пухлый роман.
– Как там они, еще не поженились? – вкрадчивым голоском спросила Тося.
– Ты решай задачу, решай… – посоветовала Вера.
– Ох и вредные вы все! – возмутилась Тося. – Все воспитывают, воспитывают… И как вам не надоест? – Обхватив голову руками, Тося с лютой ненавистью уставилась в задачник и забормотала: – Поезд отошел от станции…
В дверь тихонько постучали.
– Входи, кто там такой вежливый? – крикнула Тося, радуясь, что есть предлог оторваться от ненавистной задачки.
Дверь самую малость приоткрылась, и в комнату бочком проскользнул Надин жених Ксан Ксаныч.
В поселке Ксан Ксаныч был незаменимым человеком, и все его уважали. Числился он пилоправом, но знал толк и в плотницкой, и в слесарной работе, а при неотложном случае мог и лебедку наладить, и отпереть без ключа замок, и даже дамские часики починить. Работящие руки Ксан Ксаныча постоянно искали какое-нибудь занятие, и, мастеря что-либо, он чувствовал себя увереннее, а в редкие минуты вынужденного безделья ему было как-то не по себе, будто он людей обманывал.
В комнате своей невесты Ксан Ксаныч всегда смущался и неуклюже пробовал скрыть это смущение за несвойственной ему шутливой развязностью. Вот и сейчас он обошел комнату по кругу, осторожно пожимая руки девчатам и приговаривая:
– Вере Ивановне почтение… Учись, Тося, профессором станешь!.. А Анфиса наша все хорошеет…
Выполнив этот обязательный, как он считал, обряд, Ксан Ксаныч подошел к Наде, заглянул ей в глаза, спрашивая, не оплошал ли он сегодня, и на правах жениха нежно пожал ей руку выше локтя. Надя ободряюще кивнула ему и водрузила на угол стола сковородку с дымящейся жареной картошкой.
– Хорошо ты, Надюша, картошку жаришь! – с чувством сказал Ксан Ксаныч.
Они
