и, лес, в котором стоят ели, покрытые снежными шубками. Я долго думала, а хочу ли я бороться за свою жизнь? Зная, что меня могут настичь, я поняла, насколько я слабая и мне проще уйти самой. Без страха. Без страданий. Во сне. Я всегда была слабой. Я не боец. Мне жутко от мысли, что он все-таки придет за мной, в каком виде он будет на этот раз – я не знаю, и от этого незнания еще страшнее.Мама, папа, простите мне мои слабости, но без них я – не я, и вам об этом известно. Не ищите виновных, ведь я сама этого захотела. Мне очень грустно от мыслей, что будет с вами, когда вы найдете мое тело, но зато я уйду красивой и юной, а не обезображенной им, валяясь в глухом темном чулане. Мне слишком мное известно, говорить и даже думать об этом страшно. И имя его назвать я не смогу. Но не стоит искать, повторюсь – это только мое желание, мой страх. Когда-нибудь встретимся. Люблю вас, ваша дочь».
Варя держала это письмо в руках бесчисленное количество раз. Снова пробегала глазами по строчкам, пытаясь зацепиться за то, что так ее смущало. Родители семнадцатилетней девчонки пришли к ним в офис с мольбой о помощи еще в морозном январе. Они были убеждены, что их дочь довел до самоубийства некто, о ком она указала в этом злосчастном письме, они даже обвинили ее учителя по истории. Но сколько бы Варя не занималась расследованием, сколько бы не опрашивала людей по этому делу, все сводилось к одному – девочка была не в себе. Стояла на учете у психотерапевта, принимала антидепрессанты.
За окном уже был апрель, снег, о котором говорилось в письме, давно сошел. Стоял теплый поздний вечер. Солнце ушло за горизонт. Варя положила письмо обратно в папку, сделала глубокий вдох и закрыла глаза. Перед ними возникли родители погибшей девочки со слезами. Мать, вскидывавшая руки к небу и проклинающая неизвестного. Отец, сдерживающий эмоции, но готовый отдать все, лишь бы найти виновных. Что им сказать? Они давно ждут хоть каких-то ответов, продвижений, фактов.
Девушка встала с места и немного размялась. В офисе было всего два помещения: приемная, где находился ее рабочий стол, диван для посетителей, чайный уголок и шкаф с бумагами. Вторая комната служила кабинетом начальника, по совместительству ее старым другом, Алексея Туманова, который в данный момент сидел за закрытой дверью и уже с час не отвечал на ее зов. Варя сразу поняла, что в его семье опять не гладко, что он не в настроении разговаривать, и, скорее всего, заночует на диване в приемной, но зайти попрощаться стоило. Она постучала, ответа не последовало и тогда она просто нажала на ручку. Сразу увидела, как друг стоит лицом к окну, и даже не повернулся. Облокотившись на дверной косяк, она сверлила взглядом его спину:
– Уже поздно. Зашла сообщить, что уезжаю.
Не оборачиваясь, он тихо проговорил:
– А я думал, уйдешь по-английски.
– Снова останешься здесь?
Она не хотела этого спрашивать, но вопрос сам по себе вырвался. На этот раз он обернулся. Красные от усталости глаза сверкнули огнем, но от комментариев он воздержался.
– Ты сегодня сильно задержалась.
– Пытаюсь найти зацепку в деле о самоубийстве девочки, – Варя тяжело вздохнула. – Тяжело сказать ее родителям, что она просто свихнулась.
– Но тебе нужно будет сказать им именно это. У тебя нет времени копаться в деле, которое не принесет результата.
Он сказал это очень жестко, слова прозвучали шершаво. Чуть двинулись желваки на его лице. Варя понимала, что он снова поругался с женой, его настрой не располагал к беседам, но промолчать не могла:
– Ты ведь знаешь, что там есть что-то неуловимое. Разгадка рядом, но всегда ускользает от меня. Я хочу понять, что случилось на самом деле.
– Тут и так все ясно! – он сильно повысил голос, что случалось редко. – В этой записке есть все необходимое для закрытия дела и завтра же ты позвонишь ее родителям и все им объяснишь.
– Дай мне еще немного времени…
Она не успела договорить, как голос начальника громом прозвучал в маленьком кабинете:
– Про время сейчас мне говорит человек, регулярно опаздывающий на работу и оказывающийся вне ее задолго до конца рабочего дня! У нас есть еще два дела, которые неплохо оплачиваются, но мы в тупике! Вот, за что я держусь, а не за самоубийство чокнутой девчонки-подростка!
Он брызгал слюной, сжав руки в кулаки и стукнув ими по подоконнику в конце своей тирады. Варя поджала губы, уже хотела начать спор, но тут же взяла себя в руки и спокойно спросила:
– Тогда зачем ты взял его?
Алексей застопорился. Опустившись в кресло за рабочим столом и приняв расслабленную позу, он закрыл руками лицо и потер глаза. Варя еще немного постояла и села в кресло напротив.
– Я не хочу спрашивать, что случилось, – начала она, – не хочу знать, прости, мне и своих проблем хватает. Но, если хочешь, можем проветриться
