бы? Что бы взбаламутил внутри и снаружи? Я почувствовал себя растерянным и подавленным – и отказался, объяснив, что не могу «говорить о таких вещах беспристрастно».
Спустя полгода пришел второй запрос, и тоже из Галле, на сей раз от Даниэля Фульда, профессора германистики и директора Международного центра исследований европейского Просвещения (Internationalen Zentrums für die Erforschung der Europäischen Aufklärung, IZEA). Он приглашал меня на панельную дискуссию в Галле-Виттенбергском университете, посвященную трансформации восточно-немецких университетов в начале девяностых. С 1986 по 1992 год я изучал на бакалавриате в Йене германистику, англистику и американистику и, следовательно, испытал на себе все перемены того времени. Говорить об этом значило выступить в роли очевидца событий. Но не только свидетельство современника интересовало устроителя, а скорее то, что я один из немногих восточных немцев, которые впоследствии получили пост профессора по своему предмету, так что моя академическая должность оказалась решающим фактором. На этот раз я уступил под дружественным натиском, поскольку все больше и больше стал осознавать значимость и злободневность заявленной тематики. И прежде всего мне стало ясно, что сделать по-настоящему критический анализ негативного развития западно-восточных отношений не получится, если не сделать это публично, что мне и предложили. Открытость – вот в чем суть. С абстрактной, теоретической и историографической точки зрения ценность современной публичной сферы, как она сформировалась в XVIII веке, мне давно известна и понятна, помимо прочего, благодаря классическому исследованию Юргена Хабермаса[30]. Теперь же я, можно сказать, на своей шкуре, экзистенциально постиг, что́ имел в виду Кант, когда трактовал публичность как условие справедливости[31]. Ибо о справедливости тут речь. Наряду со свободой она для меня есть наивысшая ценность. И есть еще одна составляющая в радикальной дискуссионной и социально-политической сфере: истина также существует лишь публично – или она не истина. Итак, если я хочу содействовать справедливости, то должен выступать публично. Но об этом позже.
В фокусе дискуссии в Галле[32] оказалось и настоящее, главным образом вопрос, почему так мало студентов-германистов с Востока стремится к более высокой квалификации, к докторской степени или хабилитации[33]. Такая же картина, насколько мне известно, и в других гуманитарных науках. Могу предположить, что ввиду «любимого» предубеждения объяснение будет одно: «осси»[34] слишком глупы. Конечно, вслух этого не скажут – ведь как-то неудобно, – но можно прибегнуть к иносказаниям, пристойным синонимам или эвфемизмам. Для меня гораздо убедительнее другое обоснование: докторантура требует материальной поддержки – если не стипендией или чем-то подобным, то родителями. Но на Востоке такой финансовой поддержки, как правило, нет, поэтому, известное дело, мало кто поймет, почему после университета ты тут же не начинаешь зарабатывать деньги. Поэтому большинство
Речь идет о книге Хабермаса
Ср. «без гласности не могла бы существовать никакая справедливость (которая может мыслиться только
Материалы дискуссии в Галле см.: Daniel Fulda (Hg.): Revolution trifft Aufklärungsforschung. Halle, 2021.
Хабилитация (от
Ossi (
