разве что. – Вот теперь Кирилл был действительно раздражён. Зол даже. – Эгоистка ты чертова, вот кто! – Мария-Антуанетта громко ахнула. При одном взгляде на неё казалось, что она вот-вот выдаст что-то дикое. «Следите за языком, молодые люди», например… Нариман и его невеста переглянулись, затем посмотрели на меня. Образовавшаяся на секунду тишина тут же треснула под Кирилловым: – Ты думаешь только о себе. Да даже не о себе, а о несправедливости, которая на тебя свалилась!
– Вот значит как? – голос Дианы звучал так, словно её обвиняли во всех смертных грехах. – Все это время ты думал, что я сижу и лелею себя, как второсортный лирицист из романов нулевых? Так, что-ли? Сейчас соберусь и открою свой литературный клуб.
– А это не так по-твоему? Просыпаешься – нет настроения, весь день ходишь из угла в угол, как пришибленная. Засыпаешь – тоже кислая.
Диана громко и возмущенно затянула в легкие воздух, тот засвистел.
– Неотесанное, грубое бревно! – гаркнула она, избивая Кирилла каждым словом. – Ненавижу!
Я видел как Кирилл тычет то себе в грудь, то в сторону Дианы, прорисовывая нить и связывая их своим указательным пальцем; как вторая вытирает неустанно мокнущие глаза и то и дело уворачивается от обвинений. Они слишком часто сглаживали углы. Если быть с ними знакомым, а я как раз был, то можно подумать: они все это время двигались к конфликту, способному разрубить этот тугой узел.
– Ты ненавидишь не меня, а себя! – его интонация плясала и рвалась в стороны. – Кого не бросали, кому только не повезло в любви? Об меня знаешь сколько раз ноги вытирали? Ничего же. Я себя не предаю… и тебя тоже.
– Меня не бросали! У нас просто…
– Да бросили тебя, Диана, очнись ты уже! Бросили!
Вот и всё. Он сказал то, что не мог сказать долгие два года. Оно вырвалось само, не желая больше сидеть в заточении.
– У нас просто не сложилось, были обстоятельства, – повторила она, но уже на автомате. Было очевидно – она не верит в это. Больше не верит. Но Кириллу по-прежнему больно это слышать.
– Какие обстоятельства, Диана? Любви их просто не видит, – он помедлил, здесь это было необходимо. Каждая пауза имела своё значение. – Любовь – это несмотря ни на что, любовь – это через всё, что угодно.
Мой мальчик. Мне всегда нравилось, как люди умеют удивлять. Это поражает: вот вроде повидал уже многое, познал, привык, но неизменно найдётся тот, кто выкинет самый доселе необычный номер. Вот такие люди – полны самых разных сюрпризов. По природе своей ведь до очевидного простые существа: складывают пакеты в пакет, высовывают одну ногу из-под одеяла, отторгают развитый маркетинг, а потом строят палатки у дверей «Яблочного» завода.
Воспользовавшись случаем, Нариман выглянул из кухни – его голова висела в проеме. Жуткое зрелище. Жутким оно было ещё оттого, что эта голова заговорила:
– Я всё понимаю, правда, но и вы нас поймите.
Тоже мне друг.
