молчала. Молчал и Никита. Вдруг в сенях послышался какой-то грохот. Через несколько секунда хлопнула входная дверь, и из темноты зала к родителям подскочил Мишка, явно чем-то недовольный.
– Ну, вот, – громко воскликнул он, и по-хозяйски хлопнул варежками по ногам, – вы разрешили Ритке выйти с нами, так она пахталку уронила. Мы с Настей сразу во двор вышли, а в сенях свет не стали включать… Она говорит, что хотела достать новую метелку. Встала на ящик, а когда стала падать, так ухватилась за…
– Ты постой, – перебил сына отец, громко засмеявшись, – не надо нам рассказывать подробности. Корпус у маслобойки не треснул?
– Не-а, – покачал головой Мишка, – бока вроде целы. Я так мельком смотрел. Только у крестовины одна деревяшка сломалась.
– Это не беда, сынок, – сказал Никита и похлопал сыну по плечу. – Это к счастью. А к лету мы ее починим. Вы справляетесь с Настей там?
– Да, пап, справляемся, – ответил Мишка, и, поправив шапку, восхищенно обратился к Тане. – Мам, соболя у папы – целая гора! Раза в три больше, чем было в прошлом году!
Мальчик деловито повернулся и вышел из дома.
Слова о том, что Никита добыл соболя гораздо больше, чем в прошлом году, немного взбодрили Таню. Она до сих пор еще не могла поверить в то, что поведал ей муж насчет «волшебных» капсул. Ведь не разыгрывал же он целый год перед ней ужасную трагедию о своей смертельной болезни: все же начиналось и происходило на ее глазах. Таня помнила, какой был голос у Никиты еще четыре дня назад, когда перед тем, как направиться к своему самому дальнему домику дней на десять, он связался с ней по рации согласно графику: даже через треск и гул эфира она уловила некую его обреченность, словно он прощался с ней. Сейчас же он выглядел совершенно здоровым, и это после суток, как он говорит, пути по тайге и по Енисею. К тому же за все время, как Никита зашел в дом, он даже ни разу не кашлянул.
– У нас сколько сейчас денег в наличии, Таня? – спросил Никита. – Мне надо к завтрашнему утру добраться до Москвы.
Таню этот вопрос и вовсе выбил из колеи. Она чувствовала, что Никита не врет. Ее муж никогда не лгал. Никита мог недоговаривать, когда это надо было. А если так, то он здоров. Если здоров, то она должна начать радоваться случившемуся факту: прыгать до потолка, танцевать, расцеловать от счастья детей, обнять мужа… «Как же так, – думала она про себя, – вот он вернулся из тайги, говорит мне, что смертельный недуг исчез, а я до сих пор даже не обняла его? Сижу рядом с ним действительно так, будто бы ждала его видеть в предсмертном состоянии, а то, что он здоров и жизнерадостен – мне это не по душе… Но почему так моя воля скованна, что не могу ни обнять, ни радоваться?»
– Ты только ни о чем не спрашивай пока, ладно, Танюша? – подождав некоторое время в ожидании ответа от жены и, так и не дождавшись, прошептал Никита. – Я же вижу, что ты и веришь и не веришь одновременно тому факту, что теперь я полностью исцелился. Я и сам в таком же состоянии, поверь мне, вот поэтому мне сложно пока объяснить тебе словами… Но я тебе все расскажу
