слышишь меня? – Жанна хотела сказать, что ей позарез нужны деньги, но осеклась. Если Женич просекал, что автор сильно нуждается, он платил еще меньше.
– Натюрморты? Натюрмортов у меня много. Сейчас пейзажи спрашивают и мистику всякую, а натюрморты пока нет, – пропыхтел в трубку Женич.
– Ну, Женич! Мои же натюрморты всегда хорошо шли. Именно мои, ты же знаешь, я не малюю вазы с яблоками. У меня фэнтези немного. Второй вообще со старыми музыкальными инструментами, очень интересный. Заедешь посмотришь? – почти умоляла Жанна.
В трубке опять послышалась тяжелое дыхание.
– Интересный, говоришь? Тогда на следующей неделе загляну.
У Жанны упало сердце. До следующей недели она точно не дотянет, у нее даже чая нет.
Был у нее еще один знакомый барыга, но он брал только на реализацию.
Жанна уже хотела было сказать Женичу, что у нее полная квартира нужной ему мистики, но посмотрела в сторону холстов, аккуратно выставленных у стены, и передумала.
«Эти картины не продаются», – подумала Жанна. И не заметила, что сказала это вслух.
– Что ты сказала? Что не продается? – спросил навостривший уши Женич.
– Да ничего, тебе показалось. Я говорю: заезжай раньше, а то я другому продавцу отдам. У меня просили, я тебе первому предложила, потому что тебя давно знаю. Так что давай, сегодня подгребай.
Это сработало: Женич от своей жадности даже не понял, что Жанна блефует. Конечно, как он мог упустить Жанну конкуренту? Он прекрасно знал, как берут ее работы. Только выпендривался для порядка, чтобы она сама не поняла, какую ей нужно просить за картины цену. Но показать свою озабоченность он сразу не мог, только еще сильнее запыхтел в трубку, послышалась возня.
– Ну, сегодня точно не получится, – растягивая слова, важничал Женич. – Давай завтра с утречка, идет?
– Ну, хорошо, идет, но только с утречка. Иначе в обед у меня их уже заберут, – подстраховалась Жанна.
– Идет, заметано. Пока.
– Пока, пока… – произнесла Жанна, положила трубку и в голос закричала: – Как я это все ненавижу, ненавижу!
Она ощущала такое бессилие, словно разгрузила вагон угля. Чтобы заработать хоть что-нибудь, ей каждый раз приходится вот так врать, уламывать, зазывать… И себя Жанна ненавидела в такие минуты.
– Почему нет просто чистого творчества, почему надо так унижаться, лезть из шкуры вон, чтобы получить кусок хлеба?! Надоела эта нищета. У меня нет еды, нет нормальной одежды, последние кроссовки в дырках, свитер истерся до неприличия. Нет ни косметики, ни стиральной машины. Постельное белье давно расползается, диван продавлен. Вся остальная мебель образца шестидесятых тоже давно просится на помойку. Дыры в зубах не на что залечить. Я мою голову мылом. Меня никто не любит, я забыла, когда последний раз спала с мужчиной, не говоря уже о простом свидании…
«Продать бы эту халупу, – думала Жанна чуть позже, упав на диван и заложив руки за голову. –
