никому из нашей улицы. Он был из тех, которые «плохому научат».
Сначала мы играли на дороге, играли все вместе: мальчики и девочки. Вполне себе мирно так играли. А потом откуда ни возьмись у меня в руках обнаружилась резиновая лента. Серая такая, хорошо растягивающаяся. Не помню, откуда сей предмет возник у меня в руках. Но это уже и неважно. Важно то, что я по какой-то причине треснула этой резинкой того мальчишку: возможно, что-то он мне сказал, или сделал.
Треснула я его в качестве ответа, как мне сейчас помнится. И на этом бы всё и закончилось. Не будь этот мальчик из той когорты людей, который обязательно дает сдачи. Дает жестко и серьезно, не обращая внимания на детали, обстоятельства и гендерную принадлежность. Дает сдачи, не думая. Вот прям счас. Быстро и метко. До смерти или увечья. Теория Дарвина – это про него. Побеждает сильнейший.
Когда я поняла, что совершила ошибку, и надо было этого мальчика обходить стороной, причем задолго до встречи на нашей улице, я включила пятую скорость и, выписывая круги и восьмерки, принялась удирать от него сначала по нашей улице, потом по нашему двору, петляя как заяц, в надежде, что мальчик устанет и отвяжется от меня.
Спиной я чувствовала, что он не отстает: он был намерен, во что бы то ни стало меня догнать и, как минимум, оторвать голову.
Бегали по двору мы долго.
Припоминаю, что мне становилось страшновато, так как силы были на исходе, а горная порода под ногами выпячивала большие куски и делала предательские подножки.
Пробегая вдоль окон нашей квартиры, боковым зрением я заметила наших гостей, курящих в форточку на кухне и что-то бурно обсуждающих.
Повернув голову чуть дальше в сторону своего преследователя, я заметила, а потом и ощутила, как довольно крупный кусок породы летит мне в лицо.
Кусок расслаивающейся древней породы прилетел мне ровно в переносицу, разом прекратив мой стаерский бег, светские разговоры и курение наших гостей на кухне.
Вероятно, я упала и какое-то время была без сознания…
Первое, что вспоминается, меня поднимают люди, а я узнаю их и им отвечаю, что со мной все в порядке, у меня ничего не болит.
При этом я, будто в тумане, вижу красный пузырящийся воздух, который выходит из моей переносицы прямо перед глазами: тонкий слой древней прогоревшей породы сработал, как остро отточенный нож и вошел в мою переносицу, как в масло.
Стало ясно, что месть мальчишки нашла таки свою цель. Голову мне он не открутил, но существенно покалечил. Говорили, что моей маме при виде этой сцены стало плохо.
С тех пор мне всегда становилось дурно при виде кровоточащей раны. Как потом стало очевидно, я не тот зритель, который делает кассу кровавым боевикам и фильмам ужасов. Вот так приобретается условный рефлекс на внешние раздражители.
Потом была жуткая суматоха с переносом меня в квартиру, беглым осмотром присутствующего и не очень трезвого медицинского персонала (моя мама работала медицинской сестрой со всеми вытекающими
